Везде
Кантовский коперниканский переворот как измененный метод мышления [в метафизике]: его структура и статус в системе трансцендентальной философии
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Кантовский коперниканский переворот как измененный метод мышления [в метафизике]: его структура и статус в системе трансцендентальной философии
Аннотация
Код статьи
S271326680020991-0-1
DOI
10.18254/S271326680020991-0
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Катречко Сергей Леонидович 
Должность: доцент
Аффилиация: Государственный академический университет гуманитарных наук
Адрес: Российская Федерация, 119049, Москва, Мароновский пер., 26
Выпуск
Том 3 Выпуск 1-2
Аннотация

Кантовский трансцендентализм можно рассматривать как метафизику возможного опыта, связанную с решением [семантической] проблемы соответствия, поставленной им в письме к М. Герцу (21.02.1772): «На чем основывается отношение того, что мы называем представлением в нас, к предмету?». Кант выделяет два возможных способа решения этой проблемы: эмпиризм и априоризм, – и выбирает второй из них, совершая, тем самым, свой «коперниканский переворот». В своем Предисловии к 2-му изд. Критики Кант соотносит коперниканский переворот с «измененным методом мышления [в метафизике]» и рассматривает его в качестве аналога научного гипотетико-дедуктивного метода Коперника – Галилея – Ньютона. Анализ кантовского коперниканского переворота показывает, что он имеет сложную структуру и в нем можно выделить два вектора: эмпирический (от предметов к представлениям) и ноуменальный (от априорных представлениям к предметам опыта). Введение априорного вектора (resp. априорных форм) говорит о том, что кантовская концепция не эмпирична, но поскольку в ней сохраняется эмпирический вектор, то его трансцендентализм совместим с эмпирическим реализмом [A370–1]. Тем самым кантовский трансцендентализм представляет собой синтез реализма (базовый уровень) и трансцендентального идеализма (как мета–уровневой надстройки над ним), задачей которой является выявление и анализ трансцендентальных условий [возможности] нашего познания предметов.

Ключевые слова
Трансцендентализм (трансцендентальная философия), кантовский коперниканский переворот (революция), «измененный метод мышления [в метафизике]», гипотетико-дедуктивный метод, трансцендентальный метод.
Классификатор
Получено
16.12.2022
Дата публикации
30.11.2022
Всего подписок
9
Всего просмотров
258
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
Доступ к дополнительным сервисам
Дополнительные сервисы только на эту статью
Преимущества сервисов
100 руб. / 1.0 SU
1 **1
1. Данная статья является обобщающим синтезом двух моих более ранних статей по данной теме: [[1], Катречко С.Л. Кантовский «коперниканский переворот»: синтез эмпирического реализма и трансцендентального идеализма // Вопросы философии. 2022. № 6. С. 131-141]; [[2], Катречко СЛ. Кантовский коперниканский переворот и «измененный [трансцендентальный] метод мышления» // Трансцендентальный поворот в современной философии (6): трансцендентализм как «измененный метод мышления [в метафизике]», модусы и перспективы трансцендентальной метафизики: материалы ежегодного международного научного семинара «Трансцендентальный поворот в современной философии – 6» /Oтв. ред. С.Л. Катречко, А.А. Шиян. М.: Изд-во ГАУГН–Пресс, фонд ЦГИ, 2021. с.90–100].
2

Кантовский коперниканский переворот является одной из важнейших тем для понимания сути трансцендентальной философии. Можно сказать, что он выступает визитной карточкой кантовского трансцендентализма и поэтому в данной статье мы попробуем разобраться в его природе и специфике, проанализировать его структуру (на примере элементарного познавательного акта) и определить его статус и значение в трансцендентальной философии2.

2. Кантовский коперниканский переворот – одна из постоянных тем кантоведческих штудий, посредством чего достигается его более точная трактовка. Сошлемся в этой связи на обзорную статью М. Майлса [[3], Miles M. Kant’s ‘Copernican Revolution’: Toward Rehabilitation of a Concept and Provision for the Interpretation of the Critique of Pure Reason // Kant-Studien, Vol. 97, № 1, 2006, P.1–32], в которой дается современная трактовка кантовского коперниканского переворота с учетом предшествующих исследований данной темы (см. перевод данной статьи в этом выпуске журнала).
3

1. Главная идея/задача трансцендентальной философии.
4

 Начнем наш анализ с задания концептуальных рамок трансцендентальной философии, что прояснит роль и место в нем кантовского коперниканского переворота3. Под трансцендентальной философией будем понимать, прежде всего, метафизику [возможного] опыта/опытного знания (нем. Erfahrung4). Данная трактовка связана с когнитивно–семантическим прочтением Канта, основой для которого выступает его известное письмо к М. Герцу (21.02.1772), где впервые излагается замысел «Критики чистого разума» (которая там именуется как «Границы чувственности и рассудка»). В этом письме Кант определяет главную задачу своей трансцендентальной философии как разрешение следующей [семантической] проблемы соответствия: «Продумывая теоретическую часть… я заметил, что мне не хватает еще кое-чего существенного, что… я упустил из виду и что в действительности составляет ключ ко всей тайне метафизики5… Я поставил перед собой вопрос: на чем основывается отношение того, что мы называем представлением (нем. Vorstellung) в нас, к предмету (нем. Gegenstand)?»6.

3. Более подробно о «главной идее трансцендентальной философии» см.: [[4], Катречко С. Л. Кантовская идея трансцендентальной философии // Трансцендентальный журнал, Т. 1, Вып. 1, 2020;. URL: >>>> ].

4. Как отмечает один из переводчиков Канта, прямого аналога немецкого термина Erfahrung в русском языке нет [[5], Арзакарян Ц.Г. Примечания //Кант И. Критика чистого разума. М.: Мысль, 1994. с.549]. Стандартным образом Erfahrung на русский он переводится как «опыт», но отсылает также к «знанию»: в Критике Кант отождествляет Erfahrung и Empirische Erkenntnis [В147–8], – и поэтому его точнее переводить как «опытное знание». Соответственно, термин Erkenntnis мы переводим как «знание», а не как «познание». Причем надо иметь в виду, что термин Erkenntnis не является полноценным «знанием» в современном смысле слова, а означает в кантовское время «ссылку (reference) [представления] к предмету» [[6] George R. Kant’s sensationism // Syntese, Vol. 47, 1981, p.241–2], указывая на объективный характер нашего [научного] познания предметов.

5. Обратим внимание на то, что Кант под метафизикой, в отличие от онтологического модуса метафизики Античности (Платон, Аристотель) и вслед за А.Г. Баумгартеном (1714–1762) и И.Н. Тетенсом (1736–1807), понимает «науку о первых принципах человеческого знания» [B871], развивая, тем самым, эпистемический модус метафизики.

6. Кант И. Избранные письма // Кант И. Соч. в 8-ми тт. Т.8. М.: Чоро, 1994. С.487.
5 На важность проблемы соответствия указывает то, что в кантовских Критике и Пролегоменах она трансформируется в «главный трансцендентальный вопрос» о возможности априорных синтетических суждений [8, c.33–34]7, разрешение которого составляет основную задачу трансцендентальной философии: «вся трансцендентальная философия, необходимо предшествующая всякой метафизике, сама есть не что иное, как полное разрешение предложенного здесь [трансцендентального] вопроса [«как возможны синтетические суждения априори?» – С.К.] только в систематическом порядке и со всей обстоятельностью, так что до сих пор еще не было никакой трансцендентальной философии» [8, c.32]8 При этом в Критике Кант осуществляет сдвиг своей проблемы соответствия: из внешне–семантической (как соотношение предмета и представления) она становится внутренне–синтаксической9, как соотношение субъекта и предиката [априорно-синтетического] суждения10.
7. См. также название разделов Пролегомен: [[8], Кант И. Пролегомены ко всякой будущей метафизике, которая может появиться как наука // Кант И. Соч. в 8-ми тт. Т.4, М.: Чоро, 1994, стр.34, 50].

8. Кант И. Пролегомены ко всякой будущей метафизике, которая может появиться как наука // Кант И. Соч. в 8-ми тт. Т.4, М.: Чоро, 1994, с.32.

9. В этой связи В. Лонгенес говорит об «интернализации» (internalization) проблемы соответствия [[9], Longuenesse B. Kant and the Capacity to Judge: Sensibility and Discursivity in the Transcendental Analytic of the Critique of Pure Reason, Princeton, NJ: Princeton University Press, 1998, p.20n].

10. Функцию предмета здесь выполняет субъект [суждения], который соотносится с предикатом, причем в априорно-синтетических суждениях априорный предикат (понятие) подчиняет себе субъект (предмет), что аналогично соотношению предмета и понятия в кантовском коперниканском перевороте.
6

Тем самым концептуальной новацией Канта выступает эпистемологическая переориентация догматической [онтологической] метафизики в «научную» метафизику11, или трансцендентальную философию, в основании которой лежит «измененный метод мышления» [ВXVIII]12. Это позволяет решить проблему соответствия, совершив при этом революционный коперниканский переворот: «Задача этой критики… разума состоит в попытке изменить прежний способ исследования в метафизике, а именно совершить в ней полную революцию…» [ВXXII].

11. См.: Катречко С.Л. Как возможна метафизика: на пути к научной [трансцендентальной] метафизике //Вопросы философии №3, 2012. с.3–15.

12. Отсылки к «Критике чистого разума» (далее — Критика) даются в квадратных скобках по общепринятой международной пагинации – A (1-е изд.), B (2-е изд.); цитаты из Критики даны по двуязычному изданию: [Кант И. Критика чистого разума // Кант И. Сочинения на русском и немецком языках. М.: Наука, 1994 – 2006. T. II. Ч.1, T. II. Ч.2].
7 Кантовский коперниканский переворот связан с преодолением преобладающих в его время эмпирических концепций познания, которую можно задать с помощью следующей системы аксиом: (1) [объективно] существуют предметы, которые (2) воздействуют на нас [этим задается эмпирический вектор «от предметов к представлениям»], а (3) наше знание предопределяется этим воздействием, оно изоморфно вещам. Постулируемый при этом изоморфизм предметов и представлений отсылает к концепции репрезентатизма (репрезентативного ума), в рамках которой человеческий ум понимается как набор образов предметов (Декарт) или отпечатков на восковой дощечке (Аристотель). Р. Рорти связывает подобные концепции с метафорой «зеркала природы»13.
13. В работе Р. Рорти [12] соотносит метафору «зеркала природы» с декартовской концепцией ума, в рамках которой познание понимается как внутренняя репрезентация внешнего предмета. При этом автор фиксирует различие между репрезентационизмом Декарта и гилеоморфизмом Аристотеля [[12], Рорти Р. Философия и Зеркало природы. Новосибирск: Изд-во НГУ, 1997, c.34–35]. Однако поскольку для нас здесь важен сам факт изоморфизма, а не различие в путях его достижения, то различием между Аристотелем, Декартом и другими подобными теориями мы пренебрегаем.
8 Подобные репрезентативные концепции удовлетворительно решают проблему соответствия предметов и эмпирических представлений: содержание (набор признаков) нашего понятия стола соответствует характеристикам реального стола, воспринимаемого нашими органами чувств. Однако они не могут объяснить соответствие априорных представлений и эмпирических предметов (по сути, они попросту отрицают наличие априорных представлений). Серьезным методологическим недостатком подобных концепций является то, что они не ставят вопрос об основании такого соответствия (см. формулировку проблему соответствия выше), который тем более важен, поскольку наше научное знание является не описательным, а нормативным, т.е. содержит в своем составе аподиктичные принципы для той или иной области явлений (законы физики и аксиомы математики), а никакой опыт не может гарантировать аподиктичность подобных принципов. Вот что пишет Кант в своем рассуждении из §14 Пролегомен: «В самом деле, если опыт должен учить меня законам, которым подчинено существование вещей [выше Кант оговаривает, что «природа есть существование вещей, поскольку оно определено по общим законам».— К.С.], то эти законы, поскольку они касаются вещей самих по себе, должны были бы необходимо быть присущи этим вещам и вне моего опыта. Между тем, опыт хотя и учит меня тому, что существует и как оно существует, но никогда не научает тому, что это необходимо должно быть так, а не иначе…» [8, с.51]14. Другими словами, любое теоретическое знание содержит аподиктичные законы, которые не могут иметь эмпирического происхождения, поскольку в опытных данных фиксируется то–что–есть (модальность действительного), а не то–что–должно–быть (модальность необходимости). Тем самым невозможна эмпирическая дедукция априорного, т.е. генезис формальных представлений, каковыми являются априорные формы чувственности и рассудка, посредством их абстрагирования из содержания опыта [В118 – 119 и далее].
14. См.: [[8], Кант И. Пролегомены ко всякой будущей метафизике, которая может появиться как наука // Кант И. Соч. в 8-ми тт. Т.4, М.: Чоро, 1994, с.32]. Вариации данного рассуждения можно найти и в других текстах Канта: см., например, [A 129].
9 По Канту, решение проблемы соответствия возможно посредством одной из двух альтернатив: либо наши априорные формы чувственности и рассудка соответствуют эмпирическим предметам (эмпиризм), либо предметы соответствуют нашим априорным структурам (априоризм). Поскольку эмпиризм не может удовлетворительно решить проблему соответствия для априорных представлений (см. кантовское обоснование выше), то Кант предлагает альтернативное решение, которое связано с изменением направления познания, тем самым совершая свой коперниканский переворот, который можно определить как переход от аксиомы 3 к модифицированной аксиоме 3*: предметы опыта подчиняются нашим априорным формам. В кантовском решении наличие априорных форм познания постулируется изначально, что решает проблему аподиктичности законов науки, а эмпирический вектор познания «от [внешнего] предмета к [внутреннему] представлению» дополняется противоположным, что решает проблему соответствия путем подчинения предметов нашим априорным представлениям: «все предметы опыта должны необходимо сообразовываться и согласовываться [с априорными категориями рассудка]» [ВXVIII] и «нашей способностью к созерцанию» [ВXVII], поскольку «в априорном познании может быть приписано объектам только то, что мыслящий субъект берет из самого себя» [ВXXIII].
10

2. Коперниканский переворот как измененный метод мышления.

11

Обратимся теперь к кантовскому «коперниканскому перевороту» (КП). В Критике Кант о нем говорит дважды. Явным образом аналогия коперниканского переворота вводится Кантом при обсуждении двух путей решения проблемы соответствия в Предисловии ко 2-му изданию Критики, где он пишет сначала о «первоначальной мысли Коперника» [ВXVI], затем описывает собственный подход [ВXVII–XIX], а потом говорит об «аналогичном гипотезе Коперника изменении в способе мышления» [ВXXI прим.] и ставит задачу совершить в метафизике «полную революцию…» [ВXXII]15. В эмпиризме «понятия… сообразуются с предметом», но «… следовало бы попытаться выяснить, не разрешим ли мы задачи метафизики более успешно, если будем исходить из (противоположного – С.К.) предположения, что предметы должны сообразоваться с нашим познанием, – а это лучше согласуется с требованием возможности априорного знания о них, которое должно установить нечто о предметах раньше, чем они нам даны…». «Я могу, — продолжает Кант, — допустить одно из двух: либо понятия, посредством которых я осуществляю это определение, также сообразуются с предметом...; либо же допустить, что предметы, или… опыт, единственно в котором их (как данные предметы) и можно познать, сообразуются с этими понятиями. В этом последнем случае я тотчас же вижу путь более легкого решения вопроса…» [ВXVI – XVII]. Однако впервые о «двух путях, на которых можно мыслить необходимое соответствие опыта с понятиями о его предметах: или опыт делает эти (априорные – С.К.) понятия возможными, или эти понятия делают опыт возможным» [А92/B126] и выборе второго из них, т.е. своем коперниканском перевороте (хотя и без использования этого выражения) Кант говорит в трансцендентальной дедукции категорий 1–го изд. Критики: с его описания он начинает [А92/В125–7] и им заканчивает [А127–9/В166–7] эту важнейшую для трансцендентальной философии новацию. Завершая описание своего коперниканского переворота Кант формулирует главную задачу Критики как осуществления [трансцендентальной] революции в метафизике: «задача этой критики чистого спекулятивного разума состоит в попытке изменить прежний способ исследования в метафизике, а именно совершить в ней полную революцию, следуя примеру геометров [Евклид] и естествоиспытателей [Галилей, Ньютон]» [ВXXII], т.е. направить метафизику на «верный путь науки [современного ему математического естествознания]» с целью построения научной метафизики, о чем он прямо говорит в Пролегоменах16. Заметим при этом, что собственно выражение «коперниканская революция/переворот», посредством которого характеризуют кантовский трансцендентализм, сам Кант не использует (употребляя выражение «революция в мышлении»), а гипотезу («первоначальную мысль») самого Коперника о революции в астрономии (= вращение Земли вокруг Солнца) использует лишь как аналогию (см. [BXVI, XXII прим.])17.

15. Обращу внимание на два момента. Во-первых, выражение «коперниканский переворот» является лишь аналогией (см. [ВXXII прим.]) и в тексте кантовской Критики не встречается, хотя это не отменяет революционного характера его метафизики в решении указанной выше проблемы соответствия. Вместе с тем кантовская аналогия коперниканского переворота позволяет говорить о концептуальном сходстве научного метода Коперника (точнее, научного метода Коперника – Ньютона [ВXXII прим.]) и трансцендентального метода Канта (см. [[13] Schulting D. Kant’s Copernican Analogy: Beyond the Non­specific Reading // Studi kantiani, Vol. 22, 2009, P.39–65], [14]). Во-вторых, ряд исследователей считают, что в своем коперниканском перевороте Кант, поставив в центр мира «земного» человека как субъекта познания осуществляет, скорее, птолемеевскую контрреволюцию (см., например, работы В. Кýзин, С. Александера, Н. Кемпа Смита [[15], Kemp Smith N. The Meaning of Kant’s Copernican Analogy // Mind, Vol. 22, N 88, 1913, P.549–51]).

16. Там Кант пишет, что трансцендентальная [научная] метафизика «относится к обычной школьной [прежней] метафизике точно так же, как химия к алхимии или астрономия к астрологии» [[8], Кант И. Пролегомены ко всякой будущей метафизике, которая может появиться как наука // Кант И. Соч. в 8-ми тт. Т.4, М.: Чоро, 1994, с.134].

17. Подчеркнем это еще раз: Кант совершает аналогию не гелиоцентричной революции Коперника, а революции в способе (методе) мышления с целью направить метафизику на верный путь науки. При этом он не использует выражение «революция Коперника», а говорит о «первоначальной мысли/гипотезе» Коперника. Вместе с тем сходство между Коперником и Кантом ними состоит в том, что, по Канту, наблюдаемые нами вещи, также как и наблюдаемое движение Солнца по небосклону Земли (Коперник), являются уже не реально существующими предметами (=вещами самими по себе), а предметами опыта, т.е. чем-то чувственно-наблюдаемым, которое являет, но не выражает истинную суть вещей.
12 Важным для понимания роли (места) коперниканского переворота Канта в структуре трансцендентальной философии выступает его соотнесение с «измененным методом мышления (нем. veränderte Metode der Denkungsart)» [BXVIII]. Дело в том, что кантовский «коперниканский переворот» означает не просто замену одной теории на новую гипотезу (и ее теоретическое обоснование), а «революцию в способе мышления (нем. Revolution der Denkart»)» [BXI]18. Суть измененного метода мышления в метафизике состоит в том, «что мы a priori познаем о вещах лишь то, что вложено в них нами самими», что «обещает метафизике верный путь науки…» [BXVIII] (ср. с [BXII, XIII, XVI]). Причем мысль об «изменении в способе [метафизического] мышления (нем. Umänderung der Denkart)» как [мысленном] вкладывании нашим разумом законов a priori в природу (вещь) при ее опытном (эмпирическом) познании, хотя всегда ранее с отсылкой на другие дисциплины (математика и физика), и, соответственно, радикальные изменения в них, благодаря которым они вступили на «верный путь науки (нем. sichere Gang einer Wissenschaft)»19 выступает лейтмотивом всего 2–го Предисловия. Ключевыми для описания «измененного метода мышления [в метафизике]» как рецепции нового научного метода Нового времени (Галилей, Бэкон, Ньютон)] выступают фрагменты [ВXVIII прим.] и [ВXXII прим.], в которых дается абрис трансцендентального метода применительно к метафизике.
18. Термин «революция» используется в Предисловии 6 раз: BXI (дважды), ВXII, XIII, XVI, XXII (применительно к метафизике)].

19. Выражение, которое в 2-м Предисловии Кант использует также часто как термин «революция/изменение», см.: [BVII, VIII, IX, X(дважды), XI, XII, XIV (дважды), XV, XVIII, XIX, XXIII, XXX]).
13 В начале фрагмента [ВXVIII прим.] Кант говорит об использовании в метафизике «измененного метода мышления» как подражании научному методу современного ему математического естествознания Нового времени (ср. с ВXXII прим., где Кант говорит о своем трансцендентальном подходе как «аналогичном гипотезе Коперника»). Предшествующий текст кантовского Предисловия позволяет сказать, что речь идет о сочетании аксиоматического метода математики (Фалес, Евклид) и экспериментального метода физики (Бэкон, Галилей, Ньютон), – что выведет обновленную трансцендентальную метафизику на «верный путь науки» [ВXVIII]. Как пишет Кант, выбор этого «пути науки» позволяет разуму «не тащиться у [природы] словно на поводу», а «подходить к природе, с одной стороны, со своими (априорными, необходимыми) принципами [аксиомы математики и принципы/законы физики], сообразно лишь с которыми согласующиеся между собой явления и могут иметь силу законов, и, с другой стороны, с экспериментами, придуманными сообразно этим принципам… [уже не как школьник], а как судья, заставляющий свидетеля [природу] отвечать на предлагаемые им вопросы» [ВXIII]. (Вставки в скобки и выделением курсивом мои. – К.С). По сути, в этом описании Кант предвосхищает то, что в современной философии науки получило название гипотеко-дедуктивного метода научного познания (К. Поппер, К. Гемпель), когда первоначально наш разум предлагает гипотезы, а потом экспериментально подтверждает их или в случае опровержения первоначальных гипотез предлагает новые.20 Тем самым активный (экспериментальный) метод науки Нового времени принципиально отличается пассивного эмпирического метода наблюдения Античности тем, что не все наблюдаемое (феноменальное) является истинным. Собственно, именно в этом и состоит значимость для Канта гелиоцентрической «гипотезы Коперника» (в противовес наблюдаемому «движению» Солнца) как революционного способа мышления (не верь глазам своим!), или предположения Галилея (в противовес «наблюдательному» тезису Аристотеля о различии падения разных тел) о том, что если помыслить абстрактное, «чистое» пространство, то все тела, независимо от их массы и размеров, будут падать одинаково, т.е. с одной и той же скоростью (ускорением). Активный эксперимент (Галилей) здесь противопоставляет пассивному наблюдению (Аристотель), а, соответственно, для проведения такого эксперимента, связанного с абстрагированием от некоторых эмпирических данностей, наш разум должен предположить (помыслить) некие «априорные» принципы, первоначально в виде гипотез.
20. Основы гипотеко-дедуктивного метода были заложены уже И. Ньютоном (см. его «Оптику»), а свое концептуальное оформление он получил у Хр. Вольфа, на компендиум которого Кант в свое время опирался. Именно это и составляет содержание того, что Кант называет «научным методом» (см. [[16], Hahn R. Kant's Newtonian Revolution in Philosophy (Journal of the History of Philosophy Monograph Series), Carbondale: Southern, Illinois University Press, 1988].
14 Тема измененного метода мышления в метафизике получает свое развитие в фрагменте ВXXII прим. Здесь Кант упоминает не только Коперника, который первоначально выдвинул свою парадоксальную гелиоцентрическую гипотезу, но и Ньютона, который в качестве теоретического основания (объяснения) этой гипотезы «доказал существование невидимой, связующей все мироздание силы (ньютоновского тяготения)»21. В этом смысле точнее именовать кантовскую «революцию в метафизике» коперниканско-ньютоновской (ср. с названием статьи [14]22). Соответственно, подобный революционный переворот имеет двухуровневую структуру. Первоначально, на чувственном уровне, критическому осмыслению подвергается видимое явление (= движение Солнца по небосклону), которое заменяется противоположной гипотезой (= вращение Земли вокруг Солнца), а для ее объяснения уже на рассудочном уровне вводится априорно-ноуменальная теория, которая обосновывает объективную значимость предлагаемой гипотезы. Тем самым чувственному феномену противопоставляется не только реальное положение дел как гипотеза, но эта гипотеза затем обосновывается рассудком посредством ноуменального (теоретического) объяснения. Заметим, что подобный научный метод работает в тех случаях, когда не нужно совершать «переворот» на феноменальном уровне: разум, метафизический по своей природе (его задачей является выявление «первых причин» (Аристотель)), предлагает некоторую ноуменальную гипотезу, посредством которой объясняется чувственный феномен. Так, в случае с эмпирическим падением яблока (феномен) таким теоретическим объяснением (ноуменом) выступает ньютоновское тяготение23. Для понимания сути «измененного метода мышления» Канта как аналога научного метода важно упомянуть также фигуру Галилея с его мыслительным экспериментом, в рамках которого наблюдаемые феномены (например, падение предметов с Пизанской башни) рассматриваются не сами по себе, а путем абстрагирования от несущественных чувственных факторов24.
21. Как пишет в этой связи В. Веркмейстер, «гравитация [= «невидимое тяготение»] как таковое не есть чувственный [наблюдаемый] объект, она, скорее, выступает как [априорный] принцип закона» [[17], Werkmeister W.H. The complementarity of phenomena and things in themselves // Synthese, 1981, Vol. 47, № 2. p.309] (здесь нужно различать конкретные проявления тяготения (как явления), например то же падение яблока, и [силу] тяготения вообще, или тяготение как таковое).

22. См.: [14], Schönecker D., Schulting D., Strobach N. Kants kopernikanisch­newtonische Analogie // Deutsche Zeitschrift für Philosophie, Vol. 54, № 4, 2011, P.497–518] В [16] предлагается еще более радикальный тезис, что предлагаемая Кантом революция является даже не коперниканской, а ньютоновской (или даже кеплеро-ньютоновской), для которой ‘гипотеза’ Коперника послужила лишь первоначальным толчком для революционного изменения [научного] способа мышления (как перехода от пассивного наблюдения к активному эксперименту). Ср. с цитатой Канта из его сочинения докритического периода: «Подлинный метод метафизики в сущности тождествен с тем, который Ньютон ввел в естествознание и который там принес столь плодотворные результаты» [[18], Кант И. Исследование отчетливости принципов естественной теологии и морали // Кант И. Соч. в 8-ми тт. Т.2. М.: Чоро, 1994, c.173].

23. Заметим, что этот пример работы «научного метода» коррелирует с кантовской поясняющей аналогией «радуга vs. капли дождя» из [B63], в рамках которой видимая нами радуга выступает чувственным явлением, а причиняющие ее капли дождя соответствуют реальной вещи (кантовской вещи самой по себе), скрывающейся за этим феноменом. И хотя в этом примере коперниканского переворота наблюдаемого не происходит, но теоретическое объяснение посредством «первичных качеств» кардинальным образом отличается от видимого явления (как «вторичных качеств»).

24. Это можно рассматривать как третий и, видимо, самый распространенный, случай теоретического осмысления наблюдаемого чувственного явления наряду с (1) коперниканским видимым движением Солнца и (2) ньютоновским падением яблока. В данном случае наблюдаемое не изменяется на противоположное как в случае (1), но существенным образом «преобразуется». Подробнее о сопряженности мысленного эксперимента Галилея и измененного метода мышления Канта см. книгу В. Библера [[19], Библер В.С. Кант – Галилей – Кант. Разум нового времени в парадоксах самообоснования М.: Мысль, 1991].
15 Вместе с тем понятно, что в «экспериментальной» метафизике невозможен физический эксперимент в точном смысле этого слова как тех или иных действий с объектами, поскольку метафизика «работает» лишь с априорными понятиями и основоположениями, и поэтому в метафизике возможен лишь аналог научного метода. Коперниканско–ньютоновская аналогия состоит здесь в том, что точно также как наука полагает за явлением радуги [эмпирическое явление] в качестве его причины реально существующие капли дождя как вещи–сами–по–себе [эмпирическая вещь], то метафизика (Кант) полагает, что за эмпирической вещью, или предметом опыта [явление в трансцендентальном смысле] также «существует» в качестве ее причины/основания ноуменальная вещь сама по себе.
16 Тем самым Кант осуществляет «коперниканский переворот» в метафизике путем введения основополагающего трансцендентального различения «явление vs. вещь-сама-по-себе» (resp. трансцендентальной триады «вещь сама по себе (нем. Ding an sich) – явление (нем. Erscheinung) – представление (нем. Vorstellung)»), а собственно метафизический переворот (революция в метафизике) состоит в том, что обычные эмпирические вещи, которые наивный ум рассматривает в качестве реально существующих, рассматриваются теперь как трансцендентальные явления (хотя при этом они не выступают трансцендентальной видимостью (нем. Schein)). Или, как замечает Э. Бенчивенга25, суть кантовского коперниканского переворота состоит в переходе (=трансцендентальный сдвиг) от исследования предметов (=вещей самих по себе) к анализу предметов опыта (=явлений) и, соответственно, Кант развивает не догматическую метафизику вещей, а трансцендентальную метафизику явлений (=метафизику опыта).
25. Bencivenga E. Kant’s Copernican Revolution. New York and Oxford: Oxford University Press, 1987.
17 Сущность же предлагаемого Кантом экспериментального метода в метафизике состоит в двойственном (физическом (эмпирическом) и метафизическом (трансцендентальном)) анализе эмпирических явлений как предметов опыта, т.е. в том, «чтобы одни и те же предметы могли рассматриваться с двух различных сторон: с одной стороны, как предметы чувств и рассудка для опыта [кантовские явления], а с другой же стороны, как предметы [кантовские вещи-сами-по-себе], которые мы только мыслим и которые существуют лишь для изолированного и стремящегося за пределы опыта разума» [BXXI прим.]. (Вставки мои. — К.С)26. Принципиальным для новой трансцендентальной метафизики выступает второй этап, в рамках которого осуществляется переход от анализа наблюдаемых эмпирических явлений к рассмотрению стоящих за этими явлениями ноуменальных вещей самих по себе (ср. с «переходом» от феномена падающего яблока к теоретическому постулированию ньютоновских сил тяготения как причины феноменального), что и предопределяет специфику трансцендентальной метафизики как метафизики возможного опыта. При этом кантовское a priori (resp. его априорные формы чувственности и рассудка) выступает [ноуменальным] основанием [возможности] эмпирических феноменов.
26. Развивая тему двойственного рассмотрения предметов, Кант подчеркивает, что Критика «учит нас рассматривать объект в двояком значении (нем. der doppelte Gesichtspunkt), а именно как явление и как вещь саму по себе» ([ВXXVII], см. также [В55]). В современном кантоведении подобное «двойное» рассмотрение объектов привело к появлению в 60–70-е годы ХХ в. теории «двух аспектов» (см. работы Г. Эллисона [[21], Allison H. Kant's Transcendental Idealism: An Interpretation and Defense (Revised and Enlarged Edition), New Haven and London: Yale University Press, 2004], Г. Берда [[22], Bird G. The Revolutionary Kant: A Commentary on the Critique of Pure Reason, Chicago and La Salle: Open Court, 2006] и др.), которая пришла на смену феноменологической теории «двух объектов».
18 Отметим, что в современном аналитическом кантианстве развиваемый Кантом «измененный метод мышления» соотносится с так называемой трансцендентальной аргументацией27. Ее задачей выступает нахождение и обоснование трансцендентальных условий возможности познания существующего (явлений). Анализ фрагментов [А106–7], [B40–45, 4728; B117–6929; B218–29430] и других позволяет эксплицировать общую схему кантовского трансцендентального аргумента следующим образом31:
27. См.: [23], Katrechko S. On Kant’s Transcendental Argument(s) // Con-Textos Kantianos, 2016, № 4, pp.98–117.

28. Трансцендентальное истолкование (априорных форм пространства и времени).

29. Трансцендентальная дедукция (чистых рассудочных понятий, или категорий), в составе которой можно выделить метафизическую дедукцию (§20, 21 [B143–146]) и собственно трансцендентальную дедукцию (§26, 27 [B159–169]).

30. Аналогии опыта и постулаты эмпирического мышления вообще. При этом можно сказать, что «ядром» трансцендентальной аргументации (в узком смысле) выступают кантовские доказательства из 1-й и 2-й аналогий опыта [B218–256].

31. Заметим, что с формальной точки зрения кантовский трансцендентальный аргумент соответствует абдукции Ч. Пирса как «вывода к наилучшему объяснению» (Г. Харман). Подробнее об этом см. [Катречко С.Л. Абдукция как логика открытия (Пирс) и трансцендентальная аргументация (Кант) //Двенадцатые Смирновские чтения: материалы Междунар. науч. конф., 24–26.06.2021 г. Москва: Изд-во «Русское общество истории и философии науки», 2021, с.269–273].
19

1. E (где E/E’ — некоторый [возможный] опытный факт)
20

2. P есть необходимое [трансцендентальное] условие [возможноcти] E/E’ (где P — неочевидная не–опытная (априорная) «гипотеза»)
21

____________________
22

3. Следовательно, [обосновано применение в опытном познании] априорное P
23

3. Структура коперниканского переворота в составе познавательного акта.
24 Перейдем теперь к анализу структуры коперниканского переворота в рамках элементарного познавательного акта. Прежде всего обратим внимание на используемое при его описании выражение «предмет опыта» как в Предисловии [ВXVIII], так и в § 14 Критики [В126]). Отсюда видно, что подчиняются нашим априорным формам не сами предметы (вещи–сами–по–себе), а предметы опыта (явления) 32.
32. Ср. с трактовкой кантовской революции как перехода от анализа предметов к предметам опыта у Э. Бенчивенги выше.
25 Это различение смягчает парадоксальность кантовского «коперниканского переворота», поскольку нелепо было бы считать, что наши понятия могут каким-то образом подчинять себе реальные предметы, в то время как Кант ограничивает сферу этого подчинения лишь предметами опыта. Соответственно, представленную выше реалистическую систему аксиом следует дополнить ключевым для трансцендентализма различением вещей–самих–по–себе и явлений, а п.3* уточнить так: [только] явления (или предметы опыта) «подчиняются» нашему рассудку, его априорным формам. Вместе с тем пп. 1–2 остаются без изменения, но в них не нужно вкладывать дополнительное содержание о возможной природе вещей и способе их воздействия на нашу чувственность. Тем самым в опыте нам даны лишь явления, а не вещи сами по себе, и поэтому все основоположения следует формулировать относительно них.
26 Тем не менее, кантовский коперниканский переворот все же сохраняет парадоксальность для здравого смысла, поскольку предметы опыта (которые наивный реалист считает реально существующими вещами) нам не даны, а заданы, или сконструированы нашим сознанием по его априорным лекалам: собственно, именно поэтому предметы опыта и «соответствуют» нашим представлениям (см. BXVIII, BXXIII выше33). В этом смысле кантовское решение проблемы соответствия, его коперниканский переворот можно рассматривать как одно из первых проявлений конструктивного подхода в метафизике34. Однако поскольку Кант признает существование реальных вещей, которые до всякого конструирования со стороны рассудка аффицируют нашу чувственность, то кантовский трансцендентализм не является анти–реализмом (конструктивизмом). Соответственно, концепцию трансцендентализма точнее определить как минимальный или рудиментарный реализм (В. Рёд, [29]35).
33. Заметим, что данная конструктивистская линия трансцендентализма получает развитие в поздней кантовской рукописи Opus Postumum. Как подчеркивает ее переводчик на русский, С. Чернов, в «Opus Postumum Кант многократно и очень энергично повторяет, что нам ничего не может быть «дано», что всё, что нам дано — нами сделано, что мы «всё делаем сами» [[25], Кант И. Из рукописного наследия (материалы к «Критике чистого разума», Opus postumum). М.: Прогресс-традиция, 2000, c. 706].

34. См., например, «эпистемологический конструктивизм» Т. Рокмора [[26], Rockmore T. On Constructivist Epistemology. Lanham: Rowman & Littlefield, 2005] или «интерпретационный конструктивизм» Х Ленка [[27], Lenk H. Interpretationskonstrukte. Frankfurt am Main, 1993]. См. также обзор конструктивизма в: [[28], Лекторский В.А. Кант, радикальный конструктивизм и конструктивный реализм в современной эпистемологии и науке // Конструктивистский подход в эпистемологии и науках о человеке. М.: Канон +, 2009].

35. См.: [29], Röd W. Erfahrung und Reflexion. Theorien der Erfahrung in transzendentalphilosophischer Sicht. München, 1991.
27 Вместе с тем, в отличие от астрономической революции Коперника, в которой отношение [вращения] между Солнцем и Землей изменяется на противоположное, структура кантовского «коперниканского переворота» имеет более сложный характер: в нем сохраняется эмпирический вектор познания «от предмета к представлению», хотя он дополняется противоположным ему априорным вектором «от представления к предмету». Это подтверждает тезис об эмпирическом реализме кантовской концепции, которая на трансцендентальном уровне дополняется формальным [трансцендентальным] идеализмом.
28 Для подтверждение данного тезиса обратимся к анализу структуры кантовского переворота в рамках элементарного познавательного акта чувственного восприятия, более подробное описание которого можно найти (реконструировать) в кантовском учение о трех синтезах из 1-го изд. Критики.
29 Одним из важнейших положений кантовского трансцендентализма является его тезис о том, что в структуре нашего способа познания можно выделить «два основных ствола человеческого познания…., а именно чувственность и рассудок» [В29]. Каждый из них содержит свой набор априорных форм, и поэтому постулируемое коперниканским переворотом «подчинение» предметов опыта априорным формам имеет двойственный характер: чувственный и рассудочный. На первой стадии «предмет [опыта] (как объект чувств) согласуется с нашей способностью к созерцанию [интуиции36]» [ВXVII]. Это означает, что существующее «чувственное многообразие» схватывается (посредством синтеза схватывания [А99–100]) и оформляется с помощью априорных форм пространства и времени в некоторый пространственно-временной образ [созерцание] предмета. Подобное подчинение имеет формальный характер: «встраивание» предмета в созерцание не предопределяет его содержательные признаки, которые зависят от эмпирического аффицирования нашей чувственности предметом, но любое человеческое созерцание некоторого предмета (с такими-то и такими-то конкретными признаками, например, то, что воспринимаемый стол является деревянным, коричневым и имеет длину 1 метр37), формально является пространственно-временным и мы не можем созерцать предмет другим способом: воспринимаемая нами вещь (вещь сама по себе) «превращается» в являющееся нам [пространственное] тело (явление)38.
36. В русскоязычной традиции перевода немецкий (кантовский) термин Anschauungen переводится как «созерцание», хотя в англосаксонской традиции перевод Anschauungen возвращается к исходному латинскому термину «Intuitio» [интуиция]. Один из ее важных смысловых моментов связан с непосредственным отношением к предмету в отличие от дискурсивности рассудка: интуиция направлена непосредственно на предмет, что гарантирует объективность нашего познания. Этот момент надо иметь в виду при переводе Anschauungen: интуиция – это акт схватывания предмета, а созерцание – это результат этого акта.

37. В опытном познании предметов априорные и эмпирические характеристики тесно связаны и переплетены между собой. Например, при восприятии цвета, хотя мы непосредственно воспринимаем лишь конкретный оттенок белого, но говорим, что воспринимаем белый цвет, что свидетельствует о чувственном обобщении (абстракции) уже на этапе чувственной интуиции.

38. Для априорных форм пространства и времени нет необходимости в проведении трансцендентальной дедукции с целью обосновании их использования в опыте. Достаточно ограничиться их трансцендентальным истолкованием [B40–5; B48–50].
30 Далее Кант говорит о семантическом отношении [соответствия] между представлением и предметом: «для того, чтобы [полученное] созерцание сделалось знанием… я должен их как представление отнести к чему-нибудь как предмету, который я должен определить посредством этих созерцаний» [ВXVII]39. С одной стороны, Кант фиксирует преобразование воспринимаемой извне информации [предмета], «некоторым образом воздействующим (аффицирующим; нем. affizieren) на нашу душу [чувственность]» [В33], в субъективное представление, а, с другой стороны (на что хотелось бы обратить здесь внимание), он постулирует необходимость для познания семантического отношения (отнесения) представления (созерцания) к предмету, что конституирует его явление [В34] или пространственную вещь. Тем самым на первой (чувственной) стадии «определения» предмета опыта ему, наряду с эмпирическими признаками, приписываются априорные пространственно-временные характеристики, хотя здесь точнее говорить не о конституировании собственно предмета, а о схваченном чувственном многообразии и оформлении его в пространственно-временной пра–предмет (тело). Далее происходит второе — рассудочное — оформление, или до-определение, пра–предмета в собственно предмет посредством синтеза узнавания в понятии [A103–110].
39. Ср. со сноской 4 выше, в которой термин Erkenntnis мы соотнесли с референцией.
31 При этом можно выделить две стадии такого рассудочного до-определения. На первой стадии мы «вносим синтетическое единство в многообразное [содержание] созерцаний» [A105] посредством представления о предмете вообще = Х [A104–5], вследствие чего схваченное чувственное многообразие «синтезируется» в некоторое единство — неопределенный предмет [явления]40. Эту функцию «единения в предмет» чувственного многообразия, по Канту, выполняет трансцендентальный предмет, «благодаря которому все данное в созерцании объединяется в понятие об объекте» [В139]41. Соответственно, самая первая концептуализация чувственного созерцания связана с концептом трансцендентального предмета, благодаря которому мы представляем схваченное содержание в качестве предмета [B522].
40. Кант соотносит его с «предметами интуиции (созерцания)» ([B144 прим.]; см. также [B105, 129, 132, 135, 139, 143, 145, 159, 160–1]), подчеркивая, тем самым, их чувственно–воспринимаемый, нерассудочный характер (см. [30], Leppӓkoski M. The Transcendental How. Stockholm: Alwqvist & Wiksell International, 1933, p.132–134]).

41. В §18 «Что такое объективное единство самосознания?» 2-го изд. Кант подчеркивает, что трансцендентальный предмет есть предметный аналог трансцендентального единства апперцепции (см. [B139]), т.е. реализация ее функции единения (синтеза). В силу этого кантовский концепт «трансцендентальный предмет» играет центральную роль в объективации явлений, именно он «превращает» явление как чувственное многообразие (посредством синтеза схватывания) в некий [единый] предмет, выступая его ноуменальной причиной. Заметим, что в 1-м изд. Критики Канта приписывает трансцендентальному предмету две функции: 1) денотата явлений, «поскольку [явления] (как представления) не объекты, а только обозначают какой-нибудь объект» [А493–4/В522; ср. с А109] и 2) нечувственной (интеллигибельной, ноуменальной) причины явлений [В344; А493–4/В522]. и Х. Робинсон [[31], Robinson H. The Disappearing X //Proceedings of the 9th International Kant Congress, Berlin: De. Gruyter, 2001, Vol. 2, p.418–428] считает, что эти функции несовместимы друг с другом и именно поэтому во 2-м изд. Критики Х «исчезает» и вместо него водится альтернативный концепт «ноумен в негативном смысле» [В307]. На наш взгляд эти функции вполне совместимы друг с другом (и поэтому концепт трансцендентального предмета остается во 2-м изд. Критики), если мы будем понимать, опираясь на семантическую концепцию Г.Фреге [Фреге Г. Смысл и значение // Фреге Г. Избранные работы. М.: Дом интеллектуальной книги, 1997, С. 25–49], трансцендентальный предмет не как денотат/значение (Bedeutung) знака–явления (роль денотата для него играет эмпирическая вещь сама по себе, аффицирующая нашу чувственность), а как его смысл (Sinn). Подробнее об этом см. [[33], Катречко С.Л. Кантовское явление объективно-объектное (предметное) представление //Кантовский сборник (научный журнал), 2017, Т.36, № 3. с.7–20].
32 Далее (на второй стадии) мы завершаем до-определение уже конституированного предмета с помощью понятий (предикатов) рассудка42. На содержательном уровне мы (во-первых) «узнаем» (распознаем) в образе тот или иной предмет, т.е. приписываем а некоторое имя (понятие) A (= синтез узнавания в понятии), при котором представленный посредством образа пра–предмет становится предметом, что можно выразить (прото)суждением типа «Этоj(a) — [как] A» («Это — [как] яблоко»), где Этоj(a) — образ предмета, а A — понятие43. Во–вторых, помимо приписывания а содержательных признаков, мы «встраиваем» его в то или иное суждение, что придает понятиям дополнительное «трансцендентальное содержание» [В105]. Это осуществляется посредством соотнесения субъекта и предиката суждения с категориями, с которыми «все предметы опыта (как правилами рассудка) должны необходимо сообразовываться…» [ВXVII]. Соответственно, субъект и предикат получают категориальную разметку: в нашем случае мы до–определяем Этоj(a) [«яблоко»] как субстанцию, а предикат «красный» как акциденцию.
42. В Критике Кант называет подобные предметы чувственно воспринимаемыми объектами, или феноменами (лат. phaenomena) [В306]. Если явление [В34] — это неопределенный пра–предмет чувственной интуиции, то феномен выступает как результат до-определения пра–предмета явления понятийными (содержательными) характеристиками категориями, т.е. как уже полноценный чувственно воспринимаемый объект.

43. Анализ процесса восприятия предмета, в ходе которого созерцательный пра-предмет (фиксируемой посредством определенной дескрипции «Это красное яблоко») «синтезируется» рассудком в суждения («Это — красное яблоко») дан в [Селларс У. Роль воображения в кантовской теории опыта (пер. С.Л. Катречко) //Эпистемология и философия науки. Т.XXVIII №2. Москва: Альфа–М, 2011. с. 213 – 229].
33 Структуру акта восприятия предмета как чувственного синтеза схватывания и рассудочного синтеза узнавания в понятии, последовательное «встраивание» предмета в созерцание, а потом – в суждение, и возникающее при этом двойственное [формальное] подчинение предмета опыта априорным формам чувственности и рассудка, постулируемое коперниканским переворотом, можно представить так:
34

Рис.1
35 Обратим внимание на то, что содержание данной схемы точнее выразить не на вещном, а на наречном языке. Если наивный реалист описывает акт восприятия посредством adjectival–суждения «Я вижу красное яблоко», то трансценденталист может использовать здесь adverbial–фразу типа «Я вижу что–то как [красное] яблоко»44. При таком «наречном» описании проясняется смысл вводимого Кантом концепта трансцендентального предмета, который соответствует грамматическому субъекту суждения что-то/нечто, «одинаковом = х» [А109] для всех наших созерцаний (представлений)45. В определенном смысле «революционная» эпистемология Канта связана с поворотом от «вещного» к «наречному» языку, а, соответственно, коперниканский переворот представляет собой поворот не от объекта к субъекту, а от предмета («вещный» модус «что») к способу познания («наречный» модус «как»).
44. Точнее, данная трехчастная формула должна быть записана на «наречном» языке так: «[Я вижу] (1) [это] что–то (явление) как (2) [пространственно-временное тело/предмет] в качестве (3.1) красного (3.2) яблока». Подробнее о «наречной» трактовке кантовского созерцания см. [[35], Baldner K. Is Transcendental Idealism Coherent? // Synthese, 1990, Vol. 85, № 1, p.1–23].

45. Как пишет Э. Кассирер «мы воспринимаем не предметы, а [благодаря концепту «трансцендентального предмета»] предметно» [[36], Кассирер Э. Познание и действительность, CПб.: изд-во «Шиповникъ», 1912, C.392].
36 При этом чувственное созерцание Этоj(a) хотя и «подчиняется» априорным формам рассудка, но выступает исходным пунктом, независимым предметом (resp. субъектом суждения), на который навешиваются определяющие его содержательные (эмпирические) и формальные (априорные) предикаты. Как замечает Кант, хотя рассудочное понятие «a priori определяет предмет [в качестве предметности]» [В125], но «наше представление само по себе не создает своего предмета [и его содержательных признаков. — К.С.] в смысле [его] существования [Dasein]» [там же]. Посредством Этоj(a), выражающим результат аффицирования чувственности вещью–самой–по–себе α, мы связаны с реальным миром46. Без этой связи априорные понятия рассудка будут иметь не эмпирическое, а лишь трансцендентальное применение. Поэтому деятельность рассудка должна сообразовываться с чувственным созерцанием Этоj(a), точнее, с явленным в нем и посредством его реальным предметом α, что «эмпирически» ограничивает рассудок и придает [объективную] значимость его априорным понятиям.
46. Как показывает анализ фрагмента [В 306], можно говорить о двух модусах вещи самой по себе: эмпирической вещи самой по себе, выступающей причиной аффицирования нашей чувственности, и ноуменальной вещи самой по себе, являющейся результатом абстрагирования от условий чувственного восприятия. Поэтому вещь сама по себе не тождественна ноумену [см. Катречко С.Л. Специфика кантовского трансцендентализма и концепт «вещь–сама–по–себе» //Кантовский сборник, 2017, Т.36, № 4, с.68–87]. Соответственно, здесь через α мы обозначаем эмпирическую вещь саму по себе.
37

Рис. 2
38

4. Внутренняя структура коперниканского переворота.
39

Кантовский коперниканский переворот, поскольку Кант выделяет две основных познавательных способности чувственности и рассудка, имеет также «внутреннюю» структуру, связанную с конфигурацией этих познавательных способностей в процессе познания. Для ее выявления обратимся к главе «Об основании различения всех предметов вообще на phaenomena и noumena» [В298–300 и далее]. В ней Кант подчеркивает, что без предмета, даваемого посредством созерцания, понятия «не имеют никакого смысла (объективной значимости) и совершенно лишены содержания» [B 298], поскольку они «суть лишь игра воображения или рассудка своими представлениями» [там же]47. И потому «необходимо сделать чувственным всякое абстрактное понятие (выделено мной. – К.С.)48, т.е. показать соответствующий ему объект в созерцании, так как без этого понятие… было бы бессмысленным, т.е. лишенным значения» [B 299]49.

47. Ср.: «слова понятны нам лишь в том случае, если им соответствует что-то в созерцании» [B333].

48. В других фрагментах Критики Кант менее категоричен. В [А109] он пишет следующее: «Теперь мы можем также правильнее определить наше понятие о предмете вообще. Все представления как представления имеют свой предмет [или денотат в терминах семантики — К.С.] и в свою очередь сами могут быть предметами других представлений. Явления суть единственные предметы, которые могут быть даны нам непосредственно, и то, что в них непосредственно относится к предмету, называется созерцанием». Тем самым Кант допускает иерархию представлений, т.е. возможность отсылки одного абстрактного преставления к другому менее абстрактному, однако в основании любой такой иерархии должно находиться чувственное созерцание (явление).

49. В продолжение цитаты Кант иллюстрирует тезис на примере математики: «… математика выполняет это требование, конструируя фигуру, которое есть явление, принадлежащее нашим чувствам, хотя и созданное a priori» [B299]. В случае естествознания (чувственного опыта) таком выступает обычное (эмпирическое) созерцание, например восприятие обычных предметов.
40 Тем самым постулируемое Кантом подчинение предмета представлениям не означает полного господства рассудка над чувственностью, характерного, например, для критикуемого Кантом подхода Лейбница, который интеллектуализирует чувственные созерцания. И хотя Кант, перемещая проблему соответствия в область представлений, изменяет отношение соответствия между предметами и [априорными] представлениями на обратное, но он сохраняет эмпирическое соотношение чувственности и рассудка внутри нашего способа познания: чувственность автономна и не подчинена рассудку, хотя последний и является законодателем в познании. Как мы уже отмечали выше, в чувственном восприятии переплетены конкретные и абстрактные, содержательные (эмпирические) и формальные (априорные) признаки: мы представляем стол как пространственное тело, но эта «пространственная» априорная форма заполняется эмпирическим содержанием, например, конкретными размерами вот–этого стола.
41 В заключительной главе Аналитики «Об амфиболии…» Кант пишет, что «критика чистого рассудка не позволяет нам создавать новую область предметов, кроме тех, которые могут предстать ему как явления, и запрещает уноситься [ему] в интеллигибельные миры» [B345]. Это происходит, например, когда наш ум порождает фантазийный мир кентавров, русалок, etc50. Поэтому применение рассудка надо ограничить предметами возможного опыта, т.е. эмпирическим [или имманентным], а не трансцендентальным применением [B29851; В303]. Затем Кант акцентирует внимание на одном заблуждении, которое состоит в том, что «предметам, т.е. возможным созерцаниям, приходится сообразовываться с понятиями, а не понятиям — с возможными созерцаниями (на которых только и покоится объективная значимость понятий)» [B345]52. Поэтому следует дополнить предложенную выше трансцендентальную аксиоматику тезисом о том, что понятие предмета «подчиняется» созерцанию предмета, который выражает анти–идеалистический характер трансцендентализма: понятия не создают предметы, хотя и «подчиняют» их формально, а предметы содержательно «наполняют» собой понятия и мы должны искать такое соответствие между созерцаниями и понятиями в опыте. Только так можно обосновать правомочность использования в опыте категорий: «объективная значимость понятий» покоится на их соответствии созерцаниям (это соответствие достигается посредством схем как «чувственных понятий предмета» [B186]). Тем самым в структуру коперниканского переворота вводится дополнительный эмпирический «внутренний» вектор подчинения понятий созерцаниям (от субъекта к предикату суждения):
50. «Категории… простираются дальше чувственного созерцания, так как они мыслят объекты вообще» [В309]. Более того, по Канту, возможно создание и ничтойных ‘предметов’ (пустых понятий) типа «круглый квадрат» [В347–9].

51. «Трансцендентальное применение понятия… относится к вещам вообще и к вещам самим по себе, а эмпирическое — только к явлениям, т.е. предметам возможного опыта» [В298].

52. Ср.: «категории должны быть ограничены областью явлений [условиями чувственности] как своим единственным предметом, потому что без этого условия они теряют всякое значение, т.е. отпадает отношение к объекту» [B300].
42

Рис.3
43 — а если перейти к полной форме априорно-синтетического суждения и учесть: 1) подчинение чувственного субъекта рассудочному предикату; 2) синтез/единение SP–суждения, основанием для которого выступает трансцендентальное единство апперцепции, то итоговая схема [структуры] коперниканского переворота будет выглядеть следующим образом:
44

Рис.4
45

5. Заключение.
46

 Проведенный выше анализ показал, что кантовский коперниканский переворот не является полным обращением на противоположное отношения между субъектом и объектом познания, поскольку он не отменяет эмпирический вектор соответствия «от предмета к созерцанию/понятию» (эмпирический реализм), представленный на схеме двумя стрелками вправо, решающая роль в котором принадлежит кантовской вещи–самой–по–себе (α), аффицирующей нашу чувственность. Но наряду с этим Кант предлагает и второй – ноуменальный – вектор соответствия «от понятий/созерцаний к предмету» (трансцендентальный идеализм), представленный на схеме стрелками влево, исходным «трансцендентальным условием» [A106–7] которого выступает трансцендентальная апперцепция (трансцендентальное единство апперцепции). Тем самым можно говорить о двойном подчинении созерцания Этоj(a): (1) его эмпирической детерминации посредством аффицирования α (вещи-самой-по-себе) и (2) ноуменальной детерминации «интеллигибельной причиной явления» [В522] – трансцендентальным предметом53. В реальном акте созерцания (восприятия) предмета переплетены опытные и априорные компоненты. При этом можно выделить два контура взаимодействия эмпирического и априорного: на внешнем контуре (собственно коперниканский переворот) происходит взаимодействие вещи–самой–по–себе и априорных форм чувственности и рассудка, а на внутреннем контуре (внутри области представлений) – «взаимодействие» эмпирических (чувственных) созерцаний и рассудочных понятий.

53. Ср. с кантовской концепцией (проблемой) двойного аффицирования (нем. Doppelte Affection), абрис решения которой мы сейчас изложили. Подробнее см.: [[38], Катречко С.Л. Является ли кантовский трансцендентализм идеализмом? Концептуальный реализм Канта //Трансцендентальный журнал, Т. 2, Вып. 1, 2021; URL: >>>> ].
47 Таким образом, кантовский «коперниканский переворот» (resp. кантовский трансцендентализм) имеет более сложную структуру и представляет собой синтез эмпирического реализма (базовый уровень) и трансцендентального идеализма как рефлексивной мета–уровневой надстройки над ним, задача которой состоит в анализе трансцендентальных условий [возможности] нашего познания предметов.

Библиография

1. Катречко С.Л. Кантовский «коперниканский переворот»: синтез эмпирического реализма и трансценденталь-ного идеализма // Вопросы философии. 2022. № 6. с.131–141.

2. Катречко СЛ. Кантовский коперниканский переворот и «измененный [трансцендентальный] метод мышления» // Трансцендентальный поворот в современной философии (6): трансцендентализм как «измененный метод мыш-ления [в метафизике]», модусы и перспективы трансцендентальной метафизики: материалы ежегодного междуна-родного научного семинара «Трансцендентальный поворот в современной философии – 6» /Oтв. ред. С.Л. Катречко, А.А. Шиян. М.: Изд-во ГАУГН–Пресс, фонд ЦГИ, 2021. с.90–100.

3. Miles M. Kant’s ‘Copernican Revolution’: Toward Rehabilitation of a Concept and Provision for the Interpretation of the Critique of Pure Reason // Kant-Studien, Vol. 97, № 1, 2006, P.1–32.

4. Катречко С.Л. Кантовская идея трансцендентальной философии //Трансцендентальный журнал (Studies in Tran-scendental Philosophy; Electronic resource). URL: http://ras.jes.su/transcendental/s123456780008967-4-1].

5. Арзакарян Ц.Г. Примечания //Кант И. Критика чистого разума («Философское наследие»). М.: Мысль, 1994. с.546–563.

6. George R. Kant’s sensationism // Syntese, Vol. 47, 1981, p.229–255.

7. Кант И. Избранные письма // Кант И. Соч. в 8-ми тт. Т.8. М.: Чоро, 1994. С.463–590.

8. Кант И. Пролегомены ко всякой будущей метафизике, которая может появиться как наука // Кант И. Соч. в 8-ми тт. Т.4, М.: Чоро, 1994, С.5–152.

9. Longuenesse B. Kant and the Capacity to Judge: Sensibility and Discursivity in the Transcendental Analytic of the Cri-tique of Pure Reason, Princeton, NJ: Princeton University Press, 1998.

10. Катречко С.Л. Как возможна метафизика: на пути к научной [трансцендентальной] метафизике //Вопросы фи-лософии №3, 2012. с.3–15.

11. Кант И. Критика чистого разума // Кант И. Сочинения на русском и немецком языках. М.: Наука, 1994 – 2006. T. II. Ч.1, T. II. Ч.2.

12. Рорти Р. Философия и Зеркало природы. Новосибирск: Изд-во НГУ, 1997.

13. Schulting D. Kant’s Copernican Analogy: Beyond the Non­speci?c Reading // Studi kantiani, Vol. 22, 2009, P.39–65.

14. Schonecker D., Schulting D., Strobach N. Kants kopernikanisch­newtonische Analogie // Deutsche Zeitschrift fur Phi-losophie, Vol. 54, № 4, 2011, P.497–518.

15. Kemp Smith N. The Meaning of Kant’s Copernican Analogy // Mind, Vol. 22, N 88, 1913, P.549–51 (см. также: Kemp Smith N. Commentary to Kant’s “Critique of Pure Reason. London, 1923, P.22–25.

16. Hahn R. Kant's Newtonian Revolution in Philosophy (Journal of the History of Philosophy Monograph Series), Carbondale: Southern, Illinois University Press, 1988.

17. Werkmeister W.H. The complementarity of phenomena and things in themselves // Synthese, 1981. Vol.47, № 2. p.301–311.

18. Кант И. Исследование отчетливости принципов естественной теологии и морали // Кант И. Соч. в 8-ми тт. Т.2. М.: Чоро, 1994. с.159–190.

19. Библер В.С. Кант – Галилей – Кант. Разум нового времени в парадоксах самообоснования М.: Мысль, 1991.

20. Bencivenga E. Kant’s Copernican Revolution. New York and Oxford: Oxford University Press, 1987.

21. Allison H. Kant's Transcendental Idealism: An Interpretation and Defense (Revised and Enlarged Edition), New Haven and London: Yale University Press, 2004.

22. Bird G. The Revolutionary Kant: A Commentary on the Critique of Pure Reason, Chicago and La Salle: Open Court, 2006.

23. Katrechko S. On Kant’s Transcendental Argument(s) // Con-Textos Kantianos, 2016, № 4, pp.98–117.

24. Катречко С.Л. Абдукция как логика открытия (Пирс) и трансцендентальная аргументация (Кант) //Двенадцатые Смирновские чтения: материалы Междунар. науч. конф., Москва, 24–26 июня 2021 г. [ред.: О.М.Григорьев, Д.В.Зайцев, Ю.В.Ивлев, В.И.Шалак, Н.Е.Томова; отв.ред. В.И.Маркин ].— Москва: Изд-во «Рус-ское общество истории и философии науки», 2021, с.269–273 (URL: http://rshps.ru/books/12-smirnov-readings.pdf).

25. Кант И. Из рукописного наследия (материалы к «Критике чистого разума», Opus postumum). М.: Прогресс-Традиция, 2000.

26. Rockmore T. On Constructivist Epistemology. Lanham: Rowman & Littlefield, 2005.

27. Lenk H. Interpretationskonstrukte. — Frankfurt am Main, 1993.

28. Лекторский В.А. Кант, радикальный конструктивизм и конструктивный реализм в современной эпистемологии и науке // Конструктивистский подход в эпистемологии и науках о человеке / Под ред. В.А. Лекторского. М.: Канон +, 2009. С. 5–40.

29. Rod W. Erfahrung und Reflexion. Theorien der Erfahrung in transzendentalphilosophischer Sicht. Munchen, 1991.

30. Lepp?koski M. The Transcendental How. Stockholm: , 1993.

31. Robinson H. The Disappearing X //Proceedings of the 9th International Kant Congress, Berlin: De. Gruyter, 2001, Vol. 2, pp.418-428.

32. Фреге Г. Смысл и значение // Фреге Г. Избранные работы. М.: Дом интеллектуальной книги, 1997, С. 25–49.

33. Катречко С.Л. Кантовское явление объективно-объектное (предметное) представление //Кантовский сборник, 2017, Т.36, № 3. с.7–20.

34. Селларс У. Роль воображения в кантовской теории опыта (пер. С.Л. Катречко) //Эпистемология и философия науки. Т.XXVIII №2. Москва: Альфа–М, 2011. с.213–229.

35. Baldner K. Is Transcendental Idealism Coherent? // Synthese, 1990, Vol. 85, № 1, p.1–23.

36. Кассирер Э. Познание и действительность, CПб.: Изд-во «Шиповникъ», 1912.

37. Катречко С.Л. Специфика кантовского трансцендентализма и концепт «вещь–сама–по–себе» //Кантовский сборник, 2017, Т.36, № 4, с.68–87.

38. Катречко С.Л. Является ли кантовский трансцендентализм идеализмом? Концептуальный реализм Канта //Трансцендентальный журнал (Studies in Transcendental Philosophy), Т. 2, Вып. 1, 2021; URL: https://transcendental.ru/s271326680016082-0-1/.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести