Везде
Kant's Copernican Revolution and the Theory of Experience
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
Kant's Copernican Revolution and the Theory of Experience
Annotation
PII
S271326680020910-1-1
DOI
10.18254/S271326680020910-1
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Valeriy Semyonov 
ORCID: 0000-0002-0486-8697
Occupation: Professor of the Department of History of Foreign Philosophy
Affiliation: Lomonosov Moscow State University, Faculty of Philosophy
Address: Moscow, 119991, Russia, Moscow, Lomonosovsky prospect, 27, bldg. 4. Educational building
Edition
Volume 3 Issue 1-2
Abstract

The article analyzes the relationship between Kant's “Copernican revolution” and his theory of experience. The author demonstrates that the principles of the “altered way of thinking” form the foundation of the theory of experience and determine the structure and characteristics of transcendental cognition. The author explicates the structural elements of experience: sensible intuitions, pure a priori concepts of understanding, pure transcendental synthesis, schematism of pure concepts, principles as a system of rules for the use of categories, regulative ideas of reason. All these elements are constitutive and regulative components of experience. In this case, Kant's theory of experience is the realistic constructivism.

Keywords
Copernican revolution, theory of experience, altered way of thinking, realistic constructivism
Received
08.07.2022
Date of publication
30.11.2022
Number of purchasers
9
Views
238
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
Additional services access
Additional services for the article
Services benefits
100 RUB / 1.0 SU
1 Коперниканская революция И. Канта (1724 – 1804) вызвала к жизни обновленную и модифицированную трансцендентальную философию во всей ее совокупности и, как следствие, – новую концепцию трансцендентального познания. Учение о трансцендентальном познании есть не что иное, как один из разделов критической философии и базируется на тех фундаментальных положениях «измененного метода мышления», который как раз и принято называть «коперниканским переворотом».
2 Цель данной статьи заключается в том, чтобы проанализировать взаимосвязь «коперниканской революции» Канта и его концепции трансцендентального познания, которую в настоящее время чаще всего обозначают как «теория опыта». Необходимо показать, что именно основополагающие установки «измененного метода мышления» составляют фундамент кантовской теории опыта и, соответственно, обусловливают структуру и характерные черты трансцендентального познания.
3

Первоначальные «революционные» интенции И. Канта
4 Истоки «революции в способе мышления» мы встречаем уже в так называемый «докритический» период творчества Канта, и, прежде всего, в трактате «Исследование отчетливости принципов естественной теологии и морали» (1764), где эксплицитно присутствует разделение на синтетические (в математике) и аналитические (в философии) суждения, а сама метафизика определяется как «философия первых оснований нашего познания»1.
1. Кант, И. Исследование отчетливости принципов естественной теологии и морали // Кант, И. Соч. в 8 томах. Под общ. ред. А.В. Гулыги. М.: Чоро, 1994. Т. 2. С. 169.
5 Чуть позже, в 1766 г., философ публикует сочинение «Грезы духовидца, поясненные грезами метафизика», где ясно указывает на двоякого рода пользу от метафизики, в которую он был «волей судеб влюблен»2. Первого рода польза заключается в «решении задач, которые ставит любознательный человек, когда он разумом пытается выведать у вещей их тайные свойства»3. Однако результат изыскания в данном случае очень часто обманывает надежду самого исследователя. Такой исход вполне закономерен, поскольку здесь Кант имеет в виду старую метафизическую схоластику, которую он задумал радикальным образом преобразовать с помощью измененного способа мышления, или Коперниканской революции.
2. Кант, И. Грезы духовидца, поясненные грезами метафизика // Кант, И. Соч. в 8 томах. Под общ. ред. А.В. Гулыги. М.: Чоро, 1994. Т. 2. С. 259.

3. Кант, И. Грезы духовидца, поясненные грезами метафизика // Кант, И. Соч. в 8 томах. Под общ. ред. А.В. Гулыги. М.: Чоро, 1994. Т. 2. С. 259.
6 Вторая польза в наибольшей мере соответствует природе человеческого ума и заключается в критическом действии метафизики: «она следит за тем, исходит ли задача из того, что доступно знанию, и каково отношение данного вопроса к приобретенным опытом понятиям, на которых всегда должны быть основаны наши суждения. В этом смысле метафизика есть наука о границах человеческого разума»4. Анализ данного пассажа дает возможность утверждать, что, во-первых, такая метафизика как раз и является той ожидаемой Кантом дисциплиной, которая способна пойти «надежным путем науки». Во-вторых, чрезвычайно важное для философа понятие опыта (Erfahrung) употребляется здесь не в расхожем и обыденном значении, а в качестве термина, обозначающего всю совокупность научных познавательных действий. Иначе говоря, здесь мы встречаемся с одним из первых случаев употребления понятия «опыт» в его трансцендентальном смысле.
4. Кант, И. Грезы духовидца, поясненные грезами метафизика // Кант, И. Соч. в 8 томах. Под общ. ред. А.В. Гулыги. М.: Чоро, 1994. Т. 2. С. 260.
7 Гораздо более развернутый и обоснованный взгляд на необходимость «коперниканской революции» и преобразования метафизики мы обнаруживаем в фундаментальном и показательном для будущей критической философии сочинении – диссертации “De mundi sensibilis atque intelligibilis forma et principiis” (1770). К революционным взглядам, изложенным в работе, Кант пришел за год до ее издания, а спустя полгода принял решение исправить и дополнить ее, с тем чтобы опубликовать в преображенном виде.
8 В ходе корректирующей работы над текстом диссертации «на Канта стали наваливаться проблемы, новые неожиданные вопросы, образовался разрыв с его прежними мыслями, и, прежде всего, возросли “ощутимые внутренние затруднения”»5. В итоге, как известно, Кант решил полностью заменить диссертацию новым сочинением под заглавием «Границы чувственности и разума». После этого возникло знаменитое «десятилетие молчания», результатом которого стало появление на свет в 1781 г. «всесокрушающей» «Критики чистого разума» (далее – «КЧР»). Однако уже в диссертации философ демонстрирует глубокое понимание тех фундаментальных различий в видах мышления, которые одновременно присутствуют в метафизике. Какие же способы мышления Кант имеет в виду?
5. Хинске, Норберт. Позднее нетерпение Канта: Послесловие к «Пролегоменам» // Философия и история философии. Актуальные проблемы. К 90-летию академика Т.И. Ойзермана. М.: Канон+, 2004. С. 397.
9 Прежде всего, в самом начале диссертации Кант указывает на двоякое происхождение основного понятия «мир». Использование понятия «мир» в двух смыслах отчетливо демонстрирует существование в метафизике, как минимум, двух методов исследования предметов. Первый метод обнимает собою привычные и распространенные в метафизике со времен Античности (Платона) логические операции с понятиями, а именно «сложение целого при помощи абстрактного понятия рассудка (intellectus)». Второй метод, описываемый Кантом, как раз и является пока еще прообразом «теории опыта» и требует «установить это общее понятие [«мир»] словно некую проблему разума с помощью способности чувственного познания, т.е. конкретно представить себе это понятие путем отчетливого созерцания (intuitu)»6.
6. Кант, И. О форме и принципах чувственно воспринимаемого и интеллигибельного мира // Кант, И. Соч. в 8 томах. Под общ. ред. А.В. Гулыги. М.: Чоро, 1994. Т. 2. С. 278.
10 При этом первое (формально-логическое) действие осуществляется посредством общего понятия сложения. Вторая гносеологическая процедура целиком «зависит от условий времени, поскольку путем последовательного присоединения одной части к другой понятие сложного [= «мир»] возможно генетически, т.е. через синтез, и подчиняется законам созерцания»7. В первом случае, подчеркивает Кант, понятие синтеза употребляется количественно, т.е. обозначает собою восхождение от данной части через ее дополнение к целому. Во втором – синтез является качественным процессом, т.е. «восхождением в ряду подчиненных частей от основания к следствию»8. Совершенно очевидно, что первое эпистемологическое действие и его метод должны быть отнесены к онтологическому виду трансцендентализма, тогда как вторая процедура и соответствующий метод – к гносеологическому (или эпистемологическому) трансцендентализму. Именно в рамках второго способа трансцендентального мышления Кант формулирует теорию опыта. Ее фундамент закладывается как раз в диссертации 1770 г. Как это происходит?
7. Кант, И. О форме и принципах чувственно воспринимаемого и интеллигибельного мира // Кант, И. Соч. в 8 томах. Под общ. ред. А.В. Гулыги. М.: Чоро, 1994. Т. 2. С. 278.

8. Кант, И. О форме и принципах чувственно воспринимаемого и интеллигибельного мира // Кант, И. Соч. в 8 томах. Под общ. ред. А.В. Гулыги. М.: Чоро, 1994. Т. 2. С. 279.
11 Кант четко указывает на то, что наша чувственность есть восприимчивость субъекта, которая в итоге дает нам феномены, т.е. вещи, какими они нам являются. Интеллигенция (= рациональность) как рассудочно-разумная деятельность выступает как способность представлять (мыслить) то, что недоступно чувствам9. Однако чувственное по своему происхождению познание вовсе не ограничивается лишь ощущениями, но с необходимостью обладает также рассудочной формой. Таким образом, в области «собственно чувственного и феноменов то, что предшествует логическому применению рассудка, называется явлением», а то «рефлективное познание, которое возникает от сопоставления рассудком многих явлений, называется опытом». Следовательно, «от явления к опыту нет иного пути, как только через рефлексию согласно логическому применению рассудка»10. Какие выводы можно сделать из этих важнейших положений?
9. Кант, И. О форме и принципах чувственно воспринимаемого и интеллигибельного мира // Кант, И. Соч. в 8 томах. Под общ. ред. А.В. Гулыги. М.: Чоро, 1994. Т. 2. С. 285.

10. Кант, И. О форме и принципах чувственно воспринимаемого и интеллигибельного мира // Кант, И. Соч. в 8 томах. Под общ. ред. А.В. Гулыги. М.: Чоро, 1994. Т. 2. С. 287.
12 (i) Так называемое чувственное познание, будучи генетически чувственным, не может быть ограничено одними лишь ощущениями («материей»), но с необходимостью оформляется логическими компонентами рассудка («формой»);
13 (ii) следовательно, чувственного познания в строгом значении слова «чувственное» вовсе не существует; так называемое «чувственное познание» может быть только чувственно-рассудочным;
14 (iii) чувственно-рассудочное познание формируется рефлективными действиями рассудка, сущность которых заключается в сопоставлении многих явлений на основе логических понятий;
15 (iv) рассудочные понятия возникают из самой природы чистого (неэмпирического) рассудка в качестве отвлеченных от присущих уму законов, и, стало быть, приобретенных; к таким понятиям относятся: причина, возможность, субстанция, бытие, необходимость и проч.11;
11. Кант, И. О форме и принципах чувственно воспринимаемого и интеллигибельного мира // Кант, И. Соч. в 8 томах. Под общ. ред. А.В. Гулыги. М.: Чоро, 1994. Т. 2. С. 289.
16 (v) рефлективная деятельность рассудка (= синтез) по соединению явлений чувственности с логическими понятиями называется опытом, или «рефлективным познанием».
17 В итоге Кант приходит к заключению, что представление о «мире» как чувственно воспринимаемом должно с необходимостью базироваться на принципе формы этого мира. Что же такое «принцип формы» чувственно воспринимаемого мира? В диссертации Кант объясняет его таким образом: мир, рассматриваемый как феномен, может иметь лишь один формальный субъективный (= относящийся к субъекту) принцип, а именно – «определенный закон духа, благодаря которому необходимо, чтобы все, что может быть объектом чувств (по их качеству), по необходимости представлялось относящимся к одному и тому же целому»12. Здесь под законом духа Кант понимает то единство, которое он позже назовет трансцендентальным единством апперцепции. Кроме того, для обработки чувственных ощущений необходимы еще два формальных принципа (условия) всего чувственного – пространство и время. Казалось, что до Коперниканской революции, вкратце выражаемой положением «предметы должны сообразовываться с нашим познанием», и до знаменитой формулировки «мы a priori познаем в вещах только то, что сами в них вложили», оставался лишь один шаг. Однако сделать этот шаг Кант смог с огромным трудом и лишь через десять лет.
12. Кант, И. О форме и принципах чувственно воспринимаемого и интеллигибельного мира // Кант, И. Соч. в 8 томах. Под общ. ред. А.В. Гулыги. М.: Чоро, 1994. Т. 2. С. 293.
18 Тем не менее, уже в «докритический» период у Канта в самых общих чертах возникли некоторые представления, которые в «КЧР» он разовьет и назовет «коперниканским переворотом». Надо признать, что сопутствующие Коперниканской революции критицизм и трансцендентальный (формальный) идеализм в эксплицитном виде пока еще не возникли. Однако измененный способ мысли уже позволяет заложить основу теории опыта, или трансцендентального познания. Такое познание, – подчеркивает Кант в диссертации, – относится только к действительному миру явлений, поскольку в его основе лежат ощущения («чувства»). Стало быть, «рефлективное познание» (опыт) не охватывает ни «бестелесные субстанции», ни «причины мира», которые очевидно не могут быть объектами чувств. Следовательно, опыт не исчерпывает собою всего объема возможного познания.
19 По мнению Канта, метод метафизики, касающийся чувственного и рассудочного компонентов познания (опыта) сводится главным образом к следующему: «нужно всячески остерегаться, чтобы принципы чувственного познания выходили за свои пределы и касались рассудочных [познаний]»13. Здесь возможна двоякая интерпретация этого положения. С одной стороны, если строго придерживаться использованной здесь Кантом терминологии (чувственное/рассудочное познание), то данная формулировка будет позже радикально переосмыслена. С другой – коль скоро диссертация посвящена чувственно воспринимаемому и интеллигибельному мирам, то под «рассудочными познаниями» вполне можно понимать «разумные (интеллигибельные) познания»; в этом случае этот принцип сохраняет свою значимость и после 1781 г.
13. Кант, И. О форме и принципах чувственно воспринимаемого и интеллигибельного мира // Кант, И. Соч. в 8 томах. Под общ. ред. А.В. Гулыги. М.: Чоро, 1994. Т. 2. С. 310.
20

Исходные установки Коперниканской революции
21 «Коперниканская революция» была осуществлена Кантом не только в сфере опыта, но почти во всех областях и разделах, характерных для философии XVIII века. Какие фундаментальные цели преследовал Кант? Задаваясь этим вопросом, не следует забывать, что большинство предшествующих Канту философов также намеревались реформировать метафизику. Достаточно вспомнить такие яркие имена предшественников таких, как Э. Вайгель, Хр. Томазий, Э.В. Чирнхауз, Хр. Вольф, Хр.А. Крузий, чтобы осознать тот факт, что многие философы конца XVII – начала XVIII века стремились преобразовать метафизику и в большей или меньшей степени осуществляли свои реформаторские проекты.
22 Однако Канта эти, как он полагал, ограниченные реформы не устраивали. Все они касались прежде всего унификации и систематизации понятий, а также рационализации структуры метафизики. Кант, вероятно, рассматривал эти попытки реформ метафизики в качестве всего лишь косметических. Сам он стремился провести радикальное преобразование метафизики, или, говоря иначе, осуществить новое ее рождение по неизвестному до сих пор плану.
23 Масштабность задуманного Кантом проекта вполне очевидна из поставленного им основного вопроса: сможет ли метафизика встать на путь науки? В самом деле, фундаментальное требование философа к метафизике получило свое выражение в знаменитом словосочетании «надежный путь науки» («ein sicherer Weg einer Wissenschaft», «ein sicherer Gang einer Wissenschaft»). Мне уже приходилось отмечать, что только в Предисловии ко второму изданию «КЧР» это словосочетание на протяжении тридцати семи страниц оригинального издания употребляется Кантом тринадцать раз. И это – не считая схожих по значению выражений «царский путь», «новый путь», «столбовая дорога науки» и других аналогичных коннотаций. «Надежный путь науки» для метафизики – это именно тот самый искомый результат, которым должна завершиться Коперниканская революция, или «революция в способе мышления». В чем же заключается сущность революции?
24 Ответить на этот вопрос, по мнению Канта, нам помогут те науки, которые уже встали на эту столбовую дорогу, – математика и естествознание. Древнейшая история революции в способе мышления из-за давности лет недоступна, однако мы можем выделить одно из ключевых событий, которое продемонстрировало: эта революция действительно происходит. Доказательство теоремы о равнобедренном треугольнике, осуществленное еще в эпоху Античности, обнаружило явным образом тот факт, что задача в данном случае состояла вовсе не в исследовании того, что именно усматривал геометр в фигуре или распознавал в ее понятии, а в том, чтобы «создать фигуру посредством того, что он сам a priori, сообразно понятиям мысленно вложил в нее и показал (путем построения)»14. Такой, безусловно конструктивистский, способ мышления подвел математиков к революционному выводу: «для обретения надежного знания a priori он [геометр] должен не приписывать вещи ничего кроме того, что необходимо следует из вложенного в нее им самим сообразно своему понятию»15.
14. Кант, И. Критика чистого разума (В, 1787) // Кант, И. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 2, Ч. 1. М.: Наука, 2006. С. 13; B XI – XII.

15. Кант, И. Критика чистого разума (В, 1787) // Кант, И. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 2, Ч. 1. М.: Наука, 2006. С. 13; B XII.
25 Естествознание (математическая физика) значительно позже, чем математика, но тем не менее также успешно вступило на столбовую дорогу. В раннесовременную эпоху ученые наконец-то поняли, что «разум усматривает только то, что сам создает по собственному проекту, что он с принципами своих суждений должен идти впереди согласно постоянным законам и побуждать природу отвечать на его вопросы, а не тащиться у нее словно на поводу»16. Стало быть, и естествознание в конце концов сумело осуществить революцию в способе мышления.
16. Кант, И. Критика чистого разума (В, 1787) // Кант, И. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 2, Ч. 1. М.: Наука, 2006. С. 15; B XIII.
26 Совсем другое дело – метафизика. Во времена Канта это «прославленное и необходимое для человечества познание» все еще оставалось «совершенно изолированным спекулятивным познанием разумом» и, стало быть, пользовалось для своих целей одними лишь понятиями и логическими операциями с ними. Это как раз и была проживающая в «высоких башнях» «схоластика» (в сугубо негативном смысле этого, в целом, благородного слова), которая полностью закрывала для философов «надежный путь науки» к тому самому «миру», о котором Кант говорил в диссертации 1770 года. Такое положение дел, сложившееся в его любимой метафизике, кёнигсбергского философа, безусловно, не устраивало. Именно поэтому он гораздо позже, в «Пролегоменах», скажет: «Высокие башни, вокруг которых шумит ветер, и им подобные великие в метафизике мужи, вокруг которых обычно шумит молва, не для меня. Мое место – плодотворная глубина опыта»17.
17. Кант, И. Пролегомены // Кант, И. Соч. в 8 томах. Под общ. ред. А.В. Гулыги. М.: Чоро, 1994. Т. 4. С. 141.
27 Для того чтобы вступить на путь науки, метафизика должна безоговорочно принять новые, революционно-коперниканские, основоположения: «До сих пор считали, что всякие наши познания будто бы должны сообразоваться с предметами. Однако рушились все построенные на этой предпосылке попытки через понятия что-то a priori установить относительно предметов, благодаря чему расширялось бы наше познание. Поэтому следовало бы сделать попытку выяснить, не разрешим ли мы задачи метафизики более успешно, если будем исходить из предположения, что предметы должны сообразоваться с нашим познанием, – а это лучше согласуется с требуемой возможностью познания a priori, которое должно установить нечто о предметах прежде, чем они нам будут даны»18. Именно в этом основоположении заключается сущность так называемой Коперниканской революции Канта. Однако вместе с осознанием сущности измененного способа мышления возникают также вопросы: по какой причине необходимо принять именно эту точку зрения? На каком основании предметы должны сообразоваться с нашим познанием?
18. Кант, И. Критика чистого разума (В, 1787) // Кант, И. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 2, Ч. 1. М.: Наука, 2006. С. 17; B XIV.
28 Необходимость принять измененный способ мысли Кант обосновывает двумя способами: а) «от противного», т.е. отрицательным, и б) положительным. Аргумент «от противного» строится таким образом. Если бы наши созерцания предметов должны были бы согласовываться с самими предметами, то в этом случае возникает неразрешимое противоречие: каким образом мы заранее (a priori) можем знать свойства этих предметы, если мы только что впервые их созерцали? Стало быть, созерцания никак не могут сообразовываться с предметами, ибо о предметах мы пока что ничего не знаем. Отсюда следует, что, напротив, предмет в качестве объекта созерцания должен соответствовать нашей рецептивности и формам рассудка как условиям опыта, т.е. условиям чувственно-рассудочного познания. В таком случае, в процессе отнесения созерцаний предметов к понятиям (с тем, чтобы созерцания приобрели статус познания), выясняется, что предметы сообразуются с нашими условиями опыта, и тогда мы говорим о познании предметов в том виде, как они являются нашей чувственности и рассудку19.
19. Кант, И. Критика чистого разума (В, 1787) // Кант, И. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 2, Ч. 1. М.: Наука, 2006. С. 19; B XVII.
29 Положительный способ обоснования необходимости Коперниканской революции заключается в следующем. Совокупность всех предметов (= природа в формальном смысле) может обрести статус познания только благодаря способности рассудка, в соответствии с которой все созерцания чувственности с необходимостью относятся к нашему сознанию (трансцендентальному единству апперцепции), которое в свою очередь синтезирует наши созерцания с понятиями, и такой способ мышления на основании правил является генетическим источником возможного опыта20.
20. Кант, И. Пролегомены // Кант, И. Соч. в 8 томах. Под общ. ред. А.В. Гулыги. М.: Чоро, 1994. Т. 4. С. 78; § 36.
30 Именно такое эпистемологическое положение дел позволило Канту сделать на первый взгляд эпатирующее заявление: «рассудок не черпает свои законы (a priori) из природы, а предписывает их ей»21. Однако все такого рода эпатажные «революционные» положения, утверждает Генри Аллисон, означают лишь одно: у Канта «познавательная структура человеческого мышления рассматривается как источник определенных условий, которые должны встретиться с чем-то, что представляется таким мышлением в качестве объекта. Сказать, что объекты “сообразуются с нашим познанием”, всего лишь означает, что они соответствуют тем условиям, при которых мы только и можем представлять их в качестве объектов»22. Можно лишь добавить, что Коперниканская революция (с определенной точки зрения) представляет собою попытку соединить эмпиризм и рационализм, или, используя современную терминологию, – объединить эпистемологический реализм и конструктивизм при заметном доминировании последнего.
21. Кант, И. Пролегомены // Кант, И. Соч. в 8 томах. Под общ. ред. А.В. Гулыги. М.: Чоро, 1994. Т. 4. С. 80; § 36.

22. Allison, H. Kant’s Transcendental Idealism. An Interpretation and Defence. New Haven; London: Yale University Press, 1983. P. 29.
31

Дескрипции теории опыта
32 Коперниканская революция и генетически вытекающие из нее критицизм и трансцендентальный идеализм лежат в фундаменте кантовской теории опыта (Theorie der Erfahrung). Таким образом, кёнигсбергский «всесокрушитель» вовсе не следует «по пути предшествующих философов-эмпиристов, которые считали, что все знания происходят только из опыта, и таким образом пытались проследить истоки всего вообще знания в ощущении и рефлексии. Кант скорее считает, что во всяком знании присутствует априорная составляющая. Как он утверждал уже в инаугурационной диссертации, мы наделяем познаваемый нами мир формой. Формальные аспекты познаваемого мира конституированы познавательным аппаратом, которым необходимо обладаем мы (и любые рациональные конечные существа); и этот познавательный аппарат позволяет нам выносить синтетические априорные суждения о мире. Эти синтетические априорные суждения – не суждения о реальности как таковой, но только о реальности, как она дана в опыте таких существ, как мы»23. Обратимся к многочисленным кантовским определениям возможного опыта и разъяснениям его специфических характеристик. Целесообразно рассмотреть эти дескрипции поэтапно, начиная с периода «молчания», оставив напоследок формулировки первой «Критики».
23. Кюн, Манфред. Кант: биография / Пер. с англ. А. Васильевой, под науч. ред. К. Чепурина. М.: ИД «Дело» РАНХиГС, 2021. С. 335.
33 Так, еще в период создания «Дуйсбургского наследия» (“Duisburg Nachlass”, 1775), т.е. в то судьбоносное время, когда определялись главные проблемы и задачи трансцендентальной философии, Кант записывает: «Реальность должна быть дана (в ощущении). Величина может конструироваться нами (сообразно созерцанию). Ведь опыт все-таки дает нам возможность познания субстанции, действия, причины и целокупности»24. Здесь, стало быть, Кант подчеркивает ту фундаментальную мысль, что опыт необходимо имеет отношение к реальности тех явлений, которые мы получаем с помощью чувственности.
24. Кант И. Из рукописного наследия (материалы к «Критике чистого разума», Opus postumum) / Под ред. В.А. Жучкова; пер. с нем. В.В. Васильева, С.А. Чернова. М.: Прогресс-Традиция, 2000. С. 41. Refl. 4674.
34 Еще одно значимое положение из «Дуйсбургского наследия»: «Опыт есть понятое [verstandene] восприятие. Понимаем [verstehen] же мы восприятие, когда представляем его под рубриками рассудка [«рубрики рассудка» = категории]. Опыт есть спецификация рассудочных понятий при помощи данных явлений. Явления составляют материю, или субстрат»25. В этом отрывке Кант проводит мысль о том, что без категорий рассудка чувственные восприятия не могут превратиться в опыт. Отсюда же следует, что опыт, по сути дела, есть понимание воспринятых явлений (= предметов), которые, в свою очередь, составляют материю опыта.
25. Кант И. Из рукописного наследия (материалы к «Критике чистого разума», Opus postumum) / Под ред. В.А. Жучкова; пер. с нем. В.В. Васильева, С.А. Чернова. М.: Прогресс-Традиция, 2000. С. 51. Refl. 4679.
35 Та же мысль звучит в кантовских набросках позже, в период выхода в свет первой «Критики»: «Объект есть то, что определено по отношению к функциям суждений, и это определение есть определение данного объекта, и также в других. Категории – это, следовательно, понятия для определения объектов нашего познания вообще, поскольку для этого было придано созерцание. Стало быть – принципы создания из явления опыта, который есть чисто объективное, т.е. общезначимое эмпирическое познание, где, следовательно, синтез должен быть определен a priori, ибо в противном случае оно не было бы необходимым и всеобщим»26. Из этого пассажа следует, что опыт – это сугубо объективное и общезначимое эмпирическое познание и знание. «Эмпирическое познание» – в том смысле, что его предметом являются реальные и чувственно воспринимаемые, а не интеллигибельные вещи, хотя и сконструированные с помощью априорного синтеза рассудка. Соответственно, опыт может иметь отношение только к действительному миру явлений.
26. Кант И. Из рукописного наследия (материалы к «Критике чистого разума», Opus postumum) / Под ред. В.А. Жучкова; пер. с нем. В.В. Васильева, С.А. Чернова. М.: Прогресс-Традиция, 2000. С. 228. Refl. 5643.
36 Запись, относимая Эрихом Адикесом к середине 80-х гг., гласит: «Опыт есть познание (a posteriori, т.е.) того, что есть объект ощущения (a posteriori). Ощущения вовсе не дают знания; следовательно, если опыт должен стать возможным, к ним должно быть что-то добавлено (a priori). К апостериорному представлению может быть добавлено только представление a priori из понятий, и оно может быть лишь связью (synthesis), поскольку она определена a priori (так как простое сравнение ощущений дает лишь ощущение и никакого объекта). Все опыты как возможные восприятия a priori подчинены рассудочным понятиям, только благодаря которым они могут стать эмпирическим познанием, т.е. представлением объектов (a posteriori)»27. Здесь, как мы видим, совершенно определенно указывается на два главных компонента опыта, при этом подчеркивается их паритетный статус.
27. Кант И. Из рукописного наследия (материалы к «Критике чистого разума», Opus postumum) / Под ред. В.А. Жучкова; пер. с нем. В.В. Васильева, С.А. Чернова. М.: Прогресс-Традиция, 2000. С. 266. Refl. 5934.
37 В «Пролегоменах» Кант еще раз подтверждает: «Опыт состоит в синтетической связи явлений (восприятий) в сознании, поскольку эта связь необходимая. Поэтому чистые рассудочные понятия суть понятия, под которые должны быть подведены все восприятия, прежде чем они могут служить суждениями опыта, представляющими синтетическое единство восприятий как необходимое и общезначимое»28. Здесь мы имеем дело с классическим и лапидарным определением опыта, включающим почти все его структурные элементы (о неназванных компонентах речь пойдет ниже).
28. Кант, И. Пролегомены // Кант, И. Соч. в 8 томах. Под общ. ред. А.В. Гулыги. М.: Чоро, 1994. Т. 4. С. 63; § 22.
38 В поздней неопубликованной работе «О вопросе, предложенном на премию Королевской Берлинской Академией наук в 1791 году: Какие действительные успехи создала метафизика в Германии со времени Лейбница и Вольфа?» Кант указывает, что «всякий опыт состоит, [во-первых], из созерцания предмета, т.е. непосредственного и единичного представления, которым предмет дан для познания, и [во-вторых], из понятия, посредством которого он мыслится, т.е. из опосредствованного представления, заключающего признак, общий многим предметам. – Каждый из этих видов представлений, взятый в отдельности, не дает никакого познания; и если имеются априорные синтетические познания, то должны быть и априорные созерцания, и априорные понятия; их возможность и следует прежде всего объяснить, а затем их объективная реальность должна быть доказана необходимым применением их для возможности опыта»29. В этом насыщенном фрагменте Кантом представлены и эмпирические созерцания, и чистые понятия рассудка, и априорные формы чувственности (пространство и время), и синтетическая деятельность рассудка, и кроме того – акцентируется внимание на проблемах, которые стоят перед объективным и субъективным видами дедукции.
29. Кант, И. О вопросе, предложенном на премию Королевской Берлинской Академией наук в 1791 году: Какие действительные успехи создала метафизика в Германии со времени Лейбница и Вольфа? // Кант, И. Соч. в 8 томах. Под общ. ред. А.В. Гулыги. М.: Чоро, 1994. Т. 7. С. 387.
39 Наконец, в «КЧР» мы обнаруживаем широкомасштабное развитие теории опыта. Здесь следует сконцентрировать внимание на одном фундаментальном и краеугольном учении, важном не только для «Трансцендентальной аналитики», но и для всего сочинения в целом. Речь идет о трансцендентальной (субъективной) дедукции категорий, поскольку именно она является главным средством обоснования возможности опыта и всего познания a priori. Субъективная дедукция является одним из краеугольных камней всего кантовского трансцендентализма. Кант подчеркивал, что анализ объективного и субъективного аспектов дедукции стоил ему «наибольшего труда», а исследование рассудка с точки зрения субъекта (= субъективная дедукция) имеет «огромное значение» для критики способностей разума30. Дефиниция субъективной дедукции выглядит таким образом: «объяснение того, каким образом понятия могут a priori относится к предметам, я называю трансцендентальной дедукцией понятий»31. Дедукция необходима для решения главного затруднения, с которым мы не сталкиваемся в области чувственности: «каким образом получается, что субъективные условия мышления имеют объективную значимость, т.е. становятся условиями возможности всякого познания предметов»32.
30. Кант, И. Критика чистого разума (А, 1781) // Кант, И. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 2, Ч. 2. М.: Наука, 2006. С. 19; A XVI-XVII.

31. Кант, И. Критика чистого разума (В, 1787) // Кант, И. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 2, Ч. 1. М.: Наука, 2006. С. 187; В 117.

32. Кант, И. Критика чистого разума (В, 1787) // Кант, И. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 2, Ч. 1. М.: Наука, 2006. С. 191; В 122.
40 Знаменитый кантовед Вольфганг Карл детализирует: «Разъяснение объективной значимости субъективных условий мышления – это обоснование того, как понятия метафизики являются условиями эмпирического познания. Другими словами: мы нашли ключ к “тайне” метафизики именно в том, что разъясняем отношения понятий рассудка к предметам»33. Другой выдающийся кантовед, Дитер Хенрих, справедливо полагал, что «трансцендентальная дедукция категорий – самое сердце “Критики чистого разума”. Она содержит два основных доказательства этой книги: одно из них демонстрирует возможность систематического познания опыта, а другое – невозможность познания за пределами опыта. Сам Кант считал эту теорию совершенно новой и чрезвычайно сложной»34. Какую роль она играет в Коперниканской революции и становлении «надежного пути науки»?
33. Carl, W. Der schweigende Kant: die Entwurfe zu einer Deduktion der Kategorien vor 1781. Göttingen: Vandenhöck und Ruprecht, 1989. S. 49.

34. Henrich, D. The Proof-Structure of Kant’s Transcendental Deduction // The Review of Metaphysics. Vol. 22, № 4 (Jun., 1969). P. 640.
41 Именно на дедукцию возложена «обязанность» продемонстрировать неразрывное единство чувственности и рассудка в опытном познании. В этой связи Кант дает пояснения: «Дедукция чистых рассудочных понятий (и вместе с тем всего теоретического познания a priori) есть показ этих понятий как принципов возможности опыта, причем опыт рассматривается как определение явлений в пространстве и времени вообще, а это определение в свою очередь выводится из первоначального синтетического единства апперцепции как формы рассудка в отношении к пространству и времени, представляющим собой первоначальные формы чувственности»35. И действительно (согласно Вольфгангу Рёду), «трансцендентальная философия, понимаемая как метатеория, представляет собою попытку рефлексии на возможные интерпретации опыта, его предпосылки и значимость»36.
35. Кант, И. Критика чистого разума (В, 1787) // Кант, И. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 2, Ч. 1. М.: Наука, 2006. С. 247; В 168-169/

36. Röd, W. Erfahrung und Reflexion: Theorien der Erfahrung in transzendentalphilosophischer Sicht. München: Beck, 1991. S. 246.
42 Позволю себе привести большую, но чрезвычайно содержательную и необходимую цитату: «Многообразное, [имеющееся] в представлениях, может быть дано только в созерцании, которое является просто чувственным, т.е. в созерцании, которое есть не что иное, как восприимчивость, и форма его может a priori заключаться в нашей способности представления, будучи, однако, лишь способом которым субъект аффицируется. Но связь (conjunctio) многообразного вообще никогда не может войти в нас через чувства и, следовательно, не может также содержаться в чистой форме чувственного содержания. Ибо она есть акт спонтанности способности представления, а так как эту способность в отличие от чувственности надо называть рассудком, то всякая связь – сознаем ли мы ее или нет, будет ли она связью многообразного в созерцании или в различных понятиях и будет ли созерцание чувственным или нечувственным – есть действие рассудка, которое мы обозначаем общим названием синтеза, чтобы этим также отметить, что мы ничего не можем представить себе связанным в объекте, чего прежде не связали сами; среди всех представлений связь есть единственное, что не дается объектом, а может быть создано только самим субъектом, ибо [установление связи] есть акт его самодеятельности»37. Согласимся, трудно представить себе более содержательную дескрипцию общей картины формирования опыта, содержащей, к тому же, все основные компоненты и механизмы действия опыта как такового.
37. Кант, И. Критика чистого разума (В, 1787) // Кант, И. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 2, Ч. 1. М.: Наука, 2006. С. 201; В 129 – 130.
43 Кроме того, именно здесь мы обнаруживаем фундаментальную предпосылку Коперниканской революции, лежащую в основании теории опыта: всякая связь в представлениях есть действие (Handlung) рассудка, а именно – его синтез. Соответственно, мы ничего не можем представить себе связанным в объекте, чего прежде не связали бы сами; связь – это то единственное, что не дается объектом, но может быть создано только субъектом, поскольку он обладает самодеятельностью (свободой). Стало быть, связь (= синтез) посредством чистых априорных понятий рассудка – это и есть тот самый компонент опыта, который разум (рассудок) вкладывает в вещи, сообразно своему понятию. Только результат этого синтеза разум и способен усмотреть в вещи, поскольку этот результат разум создал по собственному проекту. Вместе с тем, дедукция раскрывает механизм действия категорий, демонстрируя объективную («вещную») природу опыта. Становится очевидным, что «объективная значимость чистых понятий рассудка доказывается только тогда, когда показано, что они на самом деле относятся к объектам и не являются пустыми. Эту задачу берет на себя трансцендентальная дедукция чистых понятий рассудка с доказательством того, что чистые рассудочные понятия как необходимые условия нашего познания обладают априорным отношением к объектам и, таким образом, делают возможным познание a priori в мире»38. Рассмотрим последовательно структурные элементы опыта и те конститутивные действия, с помощью которых рассудок конструирует опыт.
38. Heidemann, D. Deduktion der reinen Verstandesbegriffe, transzendentale // Kant-Lexikon: 3 Bde. Hrsg. M. Willaschek, Jü. Stolzenberg, G. Mohr, S. Bacin. Bd. 1. Berlin, Boston: de Gruyter, 2015. S. 360.
44

Структура возможного опыта
45 Согласно основоположениям субъективной дедукции, всякий опыт необходимо содержит в себе:
46 (1) Чувственные созерцания, посредством которых нечто воспринятое, пока еще равное Х, дается в опыте. Кант настаивает: опыт возможен лишь в том случае, если все общие синтетические правила, как условия опыта, имеют предмет в виде многообразного чувственных созерцаний. Именно многообразное содержание чувственных созерцаний является необходимой и неустранимой составной частью опыта, которая придает синтетическому единству предметную определенность. Такое многообразное имеет двойное подчинение. Оно подчинено, с одной стороны, формальным условиям пространства и времени как формам чувственного созерцания, а с другой – условиям изначально-синтетического единства апперцепции. Отсюда следует вывод: «всякий предмет подчинен необходимым условиям синтетического единства в возможном опыте многообразного, [имеющегося] в созерцании»39. Таким образом, опыт имеет в своем фундаменте, на своей начальной ступени реальное основание, связь с бытием. – Кантовская объективистская коннотация вещи самой по себе прямо указывает на существование в опыте бытия, независимого от конструирующего сознания.
39. Кант, И. Критика чистого разума (В, 1787) // Кант, И. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 2, Ч. 1. М.: Наука, 2006. С. 277 – 279; В 196 – 197.
47 (2) Чистые априорные понятия рассудка, или понятия о предмете, который дан в созерцании или является в нем. Соответственно, «в основе всякого опытного познания лежат понятия о предметах вообще как условия a priori; следовательно, объективная значимость категорий как понятий a priori будет основываться на том, что опыт возможен (что касается формы мышления) только посредством них. В таком случае они необходимо и a priori относятся к предметам опыта, так как только с их помощью вообще можно мыслить какой-нибудь предмет опыта»40. Здесь для Канта очень важно подчеркнуть значимость принципа, лежащего в основе всей теории опыта: «понятия a priori следует признать условиями a priori возможности опыта (будь то возможность созерцания, встречающегося в опыте, или возможности мышления). Понятия, служащие объективными основаниями возможности опыта, именно поэтому необходимы»41.
40. Кант, И. Критика чистого разума (В, 1787) // Кант, И. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 2, Ч. 1. М.: Наука, 2006. С. 195; В 126.

41. Кант, И. Критика чистого разума (В, 1787) // Кант, И. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 2, Ч. 1. М.: Наука, 2006. С. 197; В 126.
48 (3) Чистый трансцендентальный синтез. В первом издании «КЧР» присутствовал троякий синтез аппрегензии, репродукции, рекогниции. Во втором издании элементы синтетической деятельности называются иначе: а) фигурный синтез, или трансцендентальный синтез способности воображения и б) рассудочный, или интеллектуальный, синтез.
49 Совершенно неправомерно рассматривать опыт как сугубо концептуальную структуру и один лишь понятийный каркас познания. Глобальное значение трансцендентальной философии заключается как раз в том, что Кант преодолел жесткое разделение эмпиризма и рационализма, эмпирического базиса знания и его интеллектуальных компонентов и механизмов (действий). Эта фундаментальная установка сохраняется у Канта в течение всей жизни, и в 1797 г. он записывает отрывок, ныне известный, как «Reflexion 6360»: «Посредством одних лишь категорий, поскольку [они] содержат только мышление, мы не познаем никакого предмета (материю). Только в связи с реальным (ощущаемым) пространством и временем созерцание дает нам познания, которые в конце концов (даже чистая математика) могут доказать реальность своих понятий только через их соответствие с возможностью опыта, причем созерцания могут поставлять априорные познания только тогда, когда они должны приниматься не как вещи сами по себе, а лишь как явления, т.е. в качестве субъективной формы чувственности, так как их устройство можно познать отдельно, объекты же могут быть какие угодно, следовательно, они даны a priori»42.
42. Кант И. Из рукописного наследия (материалы к «Критике чистого разума», Opus postumum) / Под ред. В.А. Жучкова; пер. с нем. В.В. Васильева, С.А. Чернова. М.: Прогресс-Традиция, 2000. С. 317; Refl. 6360.
50 Опыт – это всегда синтез данных органов чувств и инструментов рассудка. Эту мысль подчеркивает Люси Эллейс: «Во-первых, он [Кант] утверждает, что синтезирование многообразного с той неизбежностью и универсальностью, которую несут категории, необходимо для определения объекта мышления, которому можно приписать эмпирические свойства. Он говорит, что априорный синтез определяет объект наших представлений и что без этой мысли нет связи с объектом. Во-вторых, Кант считает, что этот синтез связан с нашей способностью самосознания – способностью осознавать себя в качестве субъекта своего мышления, что, по мнению Канта, по существу предполагает осознание себя как необходимо единого субъекта мышления»43. Таким образом, опыт простирается от первичного и совершенно неопределенного чувственного созерцания до осознания того, что «Я мыслю» (= трансцендентального единства апперцепции) и синтезирования предмета опыта на основе чистых рассудочных понятий. Таково конструктивное «пространство опыта».
43. Allais, L. Manifest Reality. Kant’s Idealism and his Realism. Oxford: Oxford University Press, 2015. P. 271.
51 Помимо общего указания на синтетические действия рассудка, следует обозначить еще, как минимум, два инструмента синтеза, а именно – схематизм и правила употребления категорий.
52 (4) Схематизм чистых понятий рассудка – еще один компонент возможного опыта. По мысли Канта, схема представляет собою некоего медиума, который способен эффективно синтезировать чувственные созерцания и сугубо интеллектуальные понятия рассудка. Это возможно в силу того, что трансцендентальное схематическое представление (= «чувственное понятие предмета») обладает, с одной стороны, чувственным содержанием, а с другой – интеллектуальным. Мысль о необходимости такого рода медиума представляется верной. Однако, как известно, Кант так и не пришел к полной ясности в отношении природы и действия трансцендентальной схемы. В данном случае он в очередной раз столкнулся с энигматической сущностью человеческого сознания и мышления. В результате этого контакта с мистерией Кант был вынужден заявить: «схематизм нашего рассудка в отношении явлений и их чистой формы есть скрытое в глубине человеческой души искусство, настоящие приемы которого нам вряд ли когда-либо удастся угадать у природы и раскрыть»44. Так или иначе, схема является необходимым элементом синтетической деятельности рассудка во всем ареале опыта. Категории могут употребляться также и без использования схем, но в этом случае они будут представлять собою лишь функции рассудка, необходимые для понятий, но не дающие предмета опыта. В таком качестве они могут применяться в области чистого мышления, но не в сфере опыта.
44. Кант, И. Критика чистого разума (В, 1787) // Кант, И. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 2, Ч. 1. М.: Наука, 2006. С. 259; В 180 – 181.
53 (5) Аналитические и синтетические основоположения как система правил употребления категорий. Все основоположения суть трансцендентальные принципы употребления рассудка в опыте, цель которых – раскрыть отношения категорий к чувственности как таковой. Для аналитических суждений таким правилом является закон непротиворечия. Синтетические суждения регулируются целым сводом правил (аксиомы созерцания, антиципации восприятия, аналогии опыта, постулаты эмпирического мышления вообще), но объединяются по сути ответом на общий вопрос: «Как возможны синтетические суждения a priori?». Ответ гласит: «синтетические суждения a priori возможны, если мы относим к возможному опытному познанию вообще формальные условия созерцания a priori, синтез воображения и необходимое единство его в трансцендентальной апперцепции и если мы говорим: условия возможности опыта вообще суть вместе с тем условия возможности предметов опыта и потому имеют объективную значимость в синтетическом суждении a priori»45. Таков общий принцип существования опыта.
45. Кант, И. Критика чистого разума (В, 1787) // Кант, И. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 2, Ч. 1. М.: Наука, 2006. С. 279; В 197.
54 Однако не следует забывать, что одними, хотя и решающими, рассудочными конститутивными элементами опыта, данная сфера не может быть ограничена. – Ибо на определенном этапе в действие вступают регулятивные идеи разума, которые, как высшая инстанция, направляют все опытное познание.
55 (6) Регулятивные идеи разума. Регулятивный характер разума в отношении рассудка и опыта выглядит следующим образом. Разум и его идеи не имеет прямого отношения к возможному опыту и его предметам, однако всегда имеет отношение к рассудку. Соответственно, разум «не создает никаких понятий (об объектах), а только упорядочивает их и дает им то единство, которое они могут иметь при максимальном своем расширении, т.е. в отношении тотальности рядов»46. Таким образом, идеи разума опосредованно воздействуют на процесс конструирования предмета опыта, но имеют прямое влияние на формирование опыта в целом.
46. Кант, И. Критика чистого разума (В, 1787) // Кант, И. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 2, Ч. 1. М.: Наука, 2006. С. 825; В 672.
56 Если в качестве примера взять лишь одну идею разума – принцип систематического единства, то можно продемонстрировать механизм воздействия разума на рассудок: «Рассудок служит предметом для разума точно так же, как чувственность служит предметом для рассудка. Задача разума – сделать единство всех возможных эмпирических действий рассудка систематическим, подобно тому как рассудок связывает посредством понятий многообразное, [имеющееся в] явлениях, и подводит его под эмпирические законы. Следовательно, идея разума представляет собой аналог схеме чувственности, но с той разницей, что применение понятий рассудка к схеме разума есть (в отличие от применения категорий к их чувственным схемам) не познание самого предмета, а только правило или принцип систематического единства всего употребления рассудка»47.
47. Кант, И. Критика чистого разума (В, 1787) // Кант, И. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 2, Ч. 1. М.: Наука, 2006. С. 849 – 851; В 693.
57 Регулятивное применение разума в отношении опыта завершает перечень фундаментальных элементов, составляющих опыт как целое. Полный обзор всех составных частей и механизмов действия опытного познания дает основание назвать Кантову эпистемологическую парадигму реалистическим конструктивизмом, т.е. конструктивизмом, который в основании своем имеет отношение к реальному бытию в виде чувственных созерцаний.
58 При этом, безусловно, не следует забывать (в этом Кант совершенно прав!), что в опыте мы познаем лишь явления, а вовсе не вещи сами по себе. Соответственно, мы можем говорить исключительно о человеческом мире, человеческом познании, человеческой истине, человеческих ценностях, а вовсе не о каких-то неведомых и непостижимых объективных сущностях, которые якобы существуют вне и независимо от нашего сознания. Кант совершенно обоснованно призывает встать на точку зрения человека, вместо того, чтобы высокомерно, но безуспешно пытаться занять место Бога. Такую разумную и взвешенную позицию американский кантовед Пол Гайер назвал «эпистемологической скромностью (modesty)»: «Трансцендентальный идеализм – это не скептическое напоминание о том, что мы не можем быть уверенными в том, что вещи, как они существуют сами по себе, суть такие же, какими мы их представляем. Это – жесткое догматическое требование, что мы можем быть полностью уверены в том, что вещи, каковы они сами по себе, не могут быть такими, какими мы их представляем»48. Действительно, механизм синтеза подтверждает справедливость дихотомии «явления – вещи сами по себе». Мы, в самом деле, познаем лишь явления, ибо сформированный нами предмет познания в опыте с необходимостью подчиняется параметрам и особенностям наших познавательных способностей и, следовательно, носит ограниченный (этими способностями) характер.
48. Guyer, P. Kant and the Claims of Knowledge. New York, etc.: Cambridge University Press, 1987. P. 333.
59 Не могу удержаться, чтобы не отметить еще одну выдающуюся (хотя и косвенную) роль Кантовой дедукции опытного познания. Объективное применение категорий (= применение к явлениям), ограниченное исключительно опытом, вместе с тем обосновывает всю практическую сферу и трансцендентальную свободу. Кант утверждает: если «явления суть вещи сами по себе, то свободу нельзя спасти»49. Ибо в таком случае все причины событий лежат в природной сфере. Однако Кант делает серьезную оговорку: «Но если критика не заблуждалась, научая нас рассматривать объект в двояком значении, а именно как явление или как вещь саму по себе; если данная критикой дедукция рассудочных понятий верна и, следовательно, закон каузальности относится только к вещам в первом значении, т.е. поскольку они суть предметы опыта, между тем как вещи во втором значении не подчинены закону причинности, – [если это так] то, не боясь впасть в противоречие, одну и ту же волю, взятую в явлении (в наблюдаемых поступках), с одной стороны, можно мыслить как необходимо сообразующуюся с законом природы и постольку не свободную, с другой же стороны, как принадлежащую вещи самой по себе, стало быть, не подчиненную закону природы и потому как свободную»50.
49. Кант, И. Критика чистого разума (В, 1787) // Кант, И. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 2, Ч. 1. М.: Наука, 2006. С. 701; В 564.

50. Кант, И. Критика чистого разума (В, 1787) // Кант, И. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 2, Ч. 1. М.: Наука, 2006. С. 29 – 31; В XXVII – XXVIII.
60 Таким образом, плодотворная кантовская дихотомия «явления – вещи сами по себе» позволила с наибольшей полнотой исследовать все сферы человеческого существования. С одной стороны, мы живем в мире опыта и, стало быть, необходимости. С другой – мы имеем возможность самостоятельно («спонтанно») начинать ряд событий и тем самым приходим не только к реальной практической свободе, но и к пониманию трансцендентальной свободы. Мы, естественно, помним, что главная цель всей трансцендентальной философии – спасти идею свободы.

References

1. Kant, I. Issledovanie otchetlivosti principov estestvennoj teologii i morali // Kant, I. Soch. v 8 tomah. Pod obsh. red. A.V. Gulygi. M.: Choro, 1994. T. 2, s. 159 – 190.

2. Kant, I. Grezy duhovidca, poyasnennye grezami metafizika // Kant, I. Soch. v 8 tomah. Pod obsh. red. A.V. Gulygi. M.: Choro, 1994. T. 2, s. 203 – 266.

3. Kant, I. O forme i principah chuvstvenno vosprinimaemogo i intelligibelnogo mira // Kant, I. Soch. v 8 tomah. Pod obsh. red. A.V. Gulygi. M.: Choro, 1994. T. 2, s. 277 – 320.

4. Kant, I. Kritika chistogo razuma (A, 1781) // Kant, I. Sochineniya na nemeckom i russkom yazykah. T. 2, Ch. 2. M.: Nauka, 2006.

5. Kant, I. Kritika chistogo razuma (V, 1787) // Kant, I. Sochineniya na nemeckom i russkom yazykah. T. 2, Ch. 1. M.: Nauka, 2006.

6. Kant, I. Prolegomeny // Kant, I. Soch. v 8 tomah. Pod obsh. red. A.V. Gulygi. M.: Choro, 1994. T. 4, s. 5 – 152.

7. Kant, I. O voprose, predlozhennom na premiyu Korolevskoj Berlinskoj Akademiej nauk v 1791 godu: Kakie dejstvitelnye uspehi sozdala metafizika v Germanii so vremeni Lejbnica i Volfa? // Kant, I. Soch. v 8 tomah. Pod obsh. red. A.V. Gulygi. M.: Choro, 1994. T. 7, s. 377 – 459.

8. Kant I. Iz rukopisnogo naslediya (materialy k «Kritike chistogo razuma», Opus postumum) / Pod red. V.A. Zhuchkova; per. s nem. V.V. Vasileva, S.A. Chernova. M.: Progress-Tradiciya, 2000.

9. Kyun, Manfred. Kant: biografiya / Per. s angl. A. Vasilevoj, pod nauch. red. K. Chepurina. M.: ID «Delo» RANHiGS, 2021.

10. Hinske, Norbert. Pozdnee neterpenie Kanta: Posleslovie k «Prolegomenam» // Filosofiya i istoriya filosofii. Aktualnye problemy. K 90-letiyu akademika T.I. Ojzermana. M.: Kanon+, 2004. S. 397 – 407.

11. Allais, L. Manifest Reality. Kant’s Idealism and his Realism. Oxford: Oxford University Press, 2015.

12. Allison, H. Kant’s Transcendental Idealism. An Interpretation and Defence. New Haven; London: Yale University Press, 1983.

13. Carl, W. Der schweigende Kant: die Entwurfe zu einer Deduktion der Kategorien vor 1781. Göttingen: Vandenhöck und Ruprecht, 1989.

14. Guyer, P. Kant and the Claims of Knowledge. New York, etc.: Cambridge University Press, 1987.

15. Heidemann, D. Deduktion der reinen Verstandesbegriffe, transzendentale // Kant-Lexikon: 3 Bde. Hrsg. M. Willaschek, Jü. Stolzenberg, G. Mohr, S. Bacin. Bd. 1. Berlin, Boston: de Gruyter, 2015.

16. Henrich, D. The Proof-Structure of Kant’s Transcendental Deduction // The Review of Metaphysics. Vol. 22, № 4 (Jun., 1969).

17. Röd, W. Erfahrung und Reflexion: Theorien der Erfahrung in transzendentalphilosophischer Sicht. München: Beck, 1991.

Comments

No posts found

Write a review
Translate